КОНЬ БЛЕД И ВСАДНИК СМЕРТЬ

В пригороде Перми на территории Племенного конезавода № 9 произошла стрельба. К конторе понаехало каких-то джипов, какие-то люди в камуфляже стали ее штурмовать, другие – отстреливаться; местные разбежались в ужасе…

Что это было? Может, какая-нибудь игра в войну вконец сдуревших толстосумов? Нет, не игра. В племзаводе, пребывающем сейчас в крайнем упадке, есть нечто такое, за что не только пермские, но и московские акулы бизнеса готовы драться не на жизнь, а на смерть.

Двадцать лет спустя

Племзавод № 9 или «девятку» в Пермском крае знают все: во всем СССР не было лучшего сельхозпроизводства. Но его директор Александр Васильевич Соколов, Герой Социалистического труда, при этом числился чуть не врагом № 1 советской власти.

Не знаю, скажут ли что-то сегодняшнему обывателю такие цифры: надой там был 6 000 литров в год с коровы, урожай – 43 центнера с гектара, и гектар пашни давал продукции в 15 раз больше, чем по стране. Но главное, «девятка» была ведущим производителем племенной элиты крупного рогатого скота и лошадей. Имена ее рекордистов – орловских рысаков – есть во всех учебниках по коневодству; жеребец Кипр в 1986 году выиграл Дерби у лучших американских и русских рысаков, а его брат Ковбой установил абсолютный рекорд для всех пород, не побитый по сей день.

Но всех своих рекордов Соколов достигал в острой борьбе с местной партийной властью, тупо державшейся ее закостенелой «линии». В конце концов она возненавидела смертельно этого жесткого, пошиба Королева, сельхозгения за его крамольные успехи и язык: «Сегодня власть одна, завтра другая, а я Родине служу!» И в самом цвете сил он был снят «за нарушение партийных норм», с горя уехал в глушь Челябинской области, к себе на родину, писал безответно Горбачеву и умер после тяжелой болезни в 1999 году.

Мне посчастливилось познакомиться с ним еще в директорах, и его личность потрясла меня своим размахом и бесподобно поэтичным отношением к сельскому труду. Он, уже взятый во враждебное кольцо, сперва принял меня за властного засланца – и в гневе вышвырнул со своего порога. Но потом извинился самым трогательным образом – и поправлял мой очерк о нем в таких словах: «Нельзя о лошадях говорить «штук»! Живое существо, даже муравей – уже не штука!.. Баклан – выдающаяся лошадь, трудно дышать, когда говоришь об этой лошади! На нее только посмотришь – сладко спать будешь!»

А от его хозяйства, где коровники имели вид стерильных операционных, у меня осталось ощущение даже не павильона ВДНХ – а какой-то всемирной выставки. Но кроме гениально простых технологических решений он там внедрил еще гораздо большее: такие трудовые навыки, что еще долго держали вынянченное им производство на высшем уровне.

При нем оно по сути уже было самым рыночным и европейским. Не получая ни копейки лишней из казны, наоборот, отдавая ей львиную часть прибыли, «девятка» на оставшееся строила детские центры и элитное жилье для конников и животноводов. Причем когда у нас еще горючки было вдоволь, а трактора давались почти даром, Соколов, как чуткий эконом, многие работы перевел на гужевую тягу, просчитав, что это эффективней. И когда наш социализм с его тупым диктатом свыше рухнул и мы стали строить рыночный капитализм, казалось, что «девятке» засветили золотые горы.

Но вышло все наоборот. К 1991 году в хозяйстве работали 1 000 человек, и все там цвело и пахло. А нынче, при официально победившем капитализме, оно потерпело полный крах. В нем осталось всего 200 работников, по нему уже катком проехалось банкротство – а под финал там, как уже сказано, и вовсе началась пальба.

Но почему так вышло? И что за капитализм нам удалось построить, при котором самое лучшее производство получает смертный приговор? Вот что хотелось мне постичь, когда я двадцать с лишним лет спустя после знакомства с показательной «девяткой» снова посетил ее.

Кто стрелял?

Меня, признаться, подивило, что в ее центральном поселке Ферма почти все, несмотря на производственный упадок, осталось как и было. Все дома в порядке, двухэтажная белокаменная «контора Соколова», строившего на века, не потускнела – и перед ней памятник чемпиону Кипру. Инерция той чистоплотности, что Соколов вогнал во все и вся, даже сегодня не иссякла.

Судьба же «девятки» после нечеловечески жестокой отставки ее автора – все равно как отставили бы Гоголя от его книг, Королева от космоса ­– сложилась так. Директором дальше стал главный зоотехник Геннадий Миков, тоже сильный спец – но не такого дерзкого полета как предтеча. И на него, взявшего руку власти, от нее пролился контрастный золотой дождь в виде всякой материальной и иной поддержки. Ударникам труда стали вручать ранее зажатые награды, сам Миков получил Звезду Героя, в «девятке» начался строительный бум, – и все это сыграло двойственную роль в ее судьбе.

С одной стороны, щедрая помощь производству давала щедрые плоды. Но с другой, хозяйство так «подсело» на иглу этой помощи, что когда грянула вся ломка 91-го года, уже не смогло с нее сойти. Отменный жилой комплекс, бывший прежде его крыльями, после отпуска цен стал камнем на шее. Производство при наступившем ценовом диспаритете: раньше литр молока стоил как три литра топлива, а стало наоборот, – сделалось убыточным. Самые экологичные и прогрессивные технологии, питавшиеся электричеством, после скачка цены за киловатт с 2 копеек до небес стали такими разорительными, что хоть гаси вовсе свет. Никто из наших реформаторов, видно, не думал о таких последствиях их реформ для нашего сельхозпроизводства. Не хочется же верить, что об этом в самом деле думали!

Правда, первые послесоветские Пермские губернаторы – Кузнецов, особенно Игумнов – еще лично помогали легендарной «девятке». Но следующие – Трутнев и особенно теперешний Чиркунов – просто махнули рукой на постигшие ее, как и тьму других разорившихся хозяйств, проблемы.

В 2004-м Миков ушел «по здоровью», успев обзавестись огромным личным джипом и особняком и повесив на «девятку» долг в 57 млн. руб. Уже при нем прежде обширное хозяйство, куда кроме лошадей и коров еще входили овцы, овощи, картофель – вплоть до меда, сильно сократилось.

Следующий директор Геннадий Кашин, бывший начальник Сельхозхимии и бизнесмен, за недолгий срок своей работы свел доставшийся ему штат работников с 420-и до 280-и. И родил идею приватизации «девятки» через ее банкротство, сочтя, что в государственном владении она не выживет. Идея была в том, чтобы самим объявить себя банкротом, выставиться на торги – и с них уйти в чьи-то спасительные частные руки. В чьи именно – это уже не уточнялось, как не суть.

Тот же Кашин выступил первым и с идеей продажи части земель хозяйства, расположенного близ Перми, под частную застройку: «Их отберут рано или поздно все равно, а так хоть заработать что-то для себя». Продать ни га ему не дали – но свой план банкротства он провел через арбитражный суд, назначивший в 2005 году внешним управляющим «девятки» Людмилу Сырвачеву.

Этой весьма заметной в крае бизнес-даме московский глянцевый журнал «БОСС» посвятил красочный многополосный дифирамб – из тех, что стоят эдак под 50 тыс. долл.: «Людмила Сырвачева – один из самых известных в России арбитражных управляющих. Она имеет репутацию управленческого хирурга, а не могильщика предприятий…» Но краевая пресса называет ее именно могильщиком – и приписывает ей разорение сразу нескольких хозяйств края.

Сырвачева стала распродавать под погашение долгов производственные помещения – однако долг племзавода непостижимым образом вырос в результате до 80 млн. руб. Кроме того она прекратила платежи в пенсионный фонд – и сделала уже неминуемым уход «девятки» с молотка.

Но тут вдруг, в июне 2007 года, долг хозяйства в 41,3 млн. руб., составлявших предъявленную по суду часть всей задолженности, гасит некое московское ООО «Авторесурс». Суд прекращает процедуру банкротства, и без двух минут собственником «девятки» делается неведомое ООО, не упомянутое даже строчкой в Интернете.

Сырвачева такой внезапный оборот комментирует весьма спокойно: «Не знаю, что это за фирма; кто-то просто захотел и перекупил чужой долг, закон не запрещает».

Но один сведущий источник мне сказал, что это теневое ООО, созданное под отъем земель «девятки», лишь за то, чтобы дама приняла в оплату долга те 41,3 млн., еще дало ей лично 50. А так как в силу дальнейшего развития событий трюк не прошел, на той повис должок, который она отказалась возвращать. Что уже по местным «понятиям» –  из ряда вон, и кой-кому придется в результате очень плохо.

А события вокруг «девятки» развивались следующим образом. Сейчас она в статусе ФГУП имеет двух хозяев: Минсельхоз и Росимущество. Это не семь, конечно, нянек, оставляющих дитя без глаза, но что-то вроде. И оба ведомства, видя, что хозяйству с 6 000 га земли, цена которой от 3 млн. руб. за га, грозит отойти неведомому ООО, зачесались в самом пожарном спехе.

Пермское управление Росимущества нашло в действиях Сырвачевой по распродаже племзавода нарушения закона – и назначило новым директором Александра Черкасова. Сырвачева тут же заключила договор с охранной фирмой, выславшей своих стрелков в расположение «девятки». Черкасов прибыл туда со своей охраной, но в контору не был пущен; произошло недолгое «стояние при конторе», затем с одной стороны грянуло: «Штурм начать!» – а с другой: «Открыть огонь!»

Черкасовские, не боясь раздавшегося залпа, навалились на врагов, разоружили их, даже слегка намяли им морды – и ввели в правление, как в Зимний, новую власть. А Сырвачева, как Керенский в юбке, пустилась наутек, прихватив всю документацию «девятки».

После чего в краевых СМИ еще долго обсуждали, кто в кого стрелял, да почему не попали – и как вообще надо вести себя при таких штурмах, ставших уже некой бытовой реальностью.

Но суть не в том, кто из какой табельной пушки там стрелял. А в том, кто навел всю эту дикую пушку на девятый племзавод? И кто сумеет ее отвести?

Товарищ два капитана

Армейский устав велит солдату при виде двух и больше офицеров приветствовать старшего по званию. Один солдатик как-то налетел на сразу двух равноапостольных для него капитанов – и после мгновенного расплоха выпалил: «Товарищ два капитана!»

Через два месяца после триумфа «человека с ружьем» Черкасова Росимущество в силу своих неисповедимых видов вместо него назначило директором «девятки» Владимира Потехина. Прежде он работал в фонде «Правопорядок», получившим в связи с его финансовыми делами скандальную известность в той же местной прессе. А Минсельхоз, дабы тоже не остаться в стороне, в свою очередь назначил на тот же девятый племзавод директором Сергея Козаря, бывшего директора ипподрома. Никакой стрельбы меж ними уже не произошло; напротив, «товарищ два директора» между собой поладили и мирно, хоть и с легким привкусом шизофрении, уселись в одном кабинете.

Противница обоих Сырвачева прокомментировала этот нонсенс так: «Оба – люди местного бизнесмена и депутата Госдумы Борисовца, который жаждет дорваться до земель «девятки». Он – владелец ипподрома, где раньше служил Козарь, и еще многого чего. Он и внедрил их туда известным образом». – «За деньги?» – «Это не я сказала». Ее же интерес, с ее же слов – спасение «девятки», для чего она и ведет сейчас судебную тяжбу против этих «самозванцев».

Кстати еще один депутат, уже краевого собрания, Геннадий Кузьмицкий, директор Пермского порохового завода, снятый путем рейдерской атаки, поведал мне:

«Сейчас места директоров свободно покупаются за деньги. В «девятке» лакомый кусок – земля, на Пороховом заводе – «социалка»: дом культуры, дворец спорта. Пока еще дети там занимаются бесплатно, но рейдеры сдадут все это под торговлю...»

В итоге на затерзанной «девятке» схлестнулись интересы сразу нескольких участников ее терзаний: Минсельхоз, Росимущество, Борисовец, Сырвачева, тайное ООО «Авторесурс»… Возможно, есть еще участники и соучастники; то есть потенциальных нянек все же оказалось много больше двух. И хоть все божатся, что хотят вправить дитю глаз, сдается, что на самом деле – оставить и без глаза, и без земли.

Знаменательна позиция на этот счет главы Пермского района Александра Кузнецова – очевидно, отражение позиции губернатора Чиркунова: «Я – циник, мне главное, чтобы налоги шли в бюджет. А будут там коровы или Икея, все равно».

Ну и при всем этом как бы в скобках, на задвинутом на самый задник плане – интересы работников «девятки», последних могикан сельского дела и коневодства в частности. Они в жестокой схватке чужаков, паркующих свои лихие джипы у «конторы Соколова», играют роль этих пассивно разбежавшихся – и только.

Выразителем их стороны для меня стал Андрей Соколов, сын Соколова, заслуженный зоотехник России и известнейший в своей отрасли специалист, автор абсолютного рекордиста Ковбоя. За свой уникальный труд он не только не имеет выездного джипа, но и вовсе никаких колес. Передвигается по своему хозяйству преимущественно «на ноге».

Конь блед

И если «товарищ два директора» в беседе держатся с бесстрастием хирургов перед обычной для них операцией, Андрей похож на пациента, над которым занесен холодный нож. Несчастье его положения двойное – не только в силу общего сельхозупадка по стране, но и еще сугубого упадка коневодства. На дело, которому отдал жизнь его отец, чтимый им свято, и он сам, – сейчас наехал, как в апокалипсисе, «конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть».

В старое время в племзаводе было 700 лошадей орловской рысистой породы и арденов, русских тяжеловозов. И те, и те пользовались спросом: рысаки гремели на ипподромах, ардены применялись для сельхозработ. Но сейчас у нас значительно сократилось число ипподромов, а на оставшихся – число беговых дней, хотя во всем мире ипподромный бизнес процветает. А весь сельский спад убил спрос на рабочих лошадей, и их уже нет в «девятке» вообще. Остались только 250 орловских рысаков, и что с ним делать дальше – полная загадка.

По части дойного стада хотя бы есть какие-то прикидки. Бизнес-знаток Потехин полагает, что с той крепкой базой, которая осталась еще от Соколова-старшего, «девятка» после приватизации способна стать доходным бизнесом по производству молока. Но как сохранить коней, ни он, никто другой, ни даже сам Андрей, не знает.

Сейчас эти кони, при полностью разлаженном аукционном деле, дают 5 млн. руб. убытка в год – что несовместно ни с каким, понятно, бизнесом. Андрей, главный их защитник, не может не страдать в этой связи: «Выходит, что мы, конники, каждый год наказываем всех на 5 миллионов тем, что не пускаем лошадей под нож! Но наши лошади – это краса, престиж страны, воплощенный труд тысяч подвижников, начиная с создателя породы графа Орлова! Мне говорили: ну оставь трех рекордистов и плоди от них потомство на продажу. Но селекционная работа требует минимум сотни лошадей. Мы – последние, кто обладает уникальным генотипом орловских рысаков!»

И тут такой вопрос, который должен быть решен, я думаю, на уровне правительства страны. Нужны ли нам племенные лошади нашей национальной, исконно русской орловской породы? Нужны ли нам бега и скачки, на которые ходят президенты Франции и США, короли Англии; которые собирают за рубежом самые большие аудитории болельщиков?

Кони даже при том, что выпали из сельского труда – но из него сейчас много чего выпало – являют собой сельскую эстетику, к ним неизъяснимо тянутся и дети, и взрослые. Я не знаток всех польз от лошадей, но сердцем ощущаю, что без них как-то нельзя. И даже у самых махровых краевых чиновников не поворачивается язык сказать, что знаменитых рысаков с «девятки», составляющих в последние годы ее убыток, надо пустить под нож.

Но это уже лирика; а по существу наш сельхозминистр должен поставить на правительстве вопрос, снабженный компетентной справкой: нужно это России или нет? И если нет – ну что ж, кинуть на произвол: коль само выживет, и пусть; коль нет – ну, не судьба. А если нужно – выделить для пермяков, для двух-трех недовымерших еще других конезаводов даже не строку, а крохотную строчечку в бюджете. И кони будут спасены – пока не вымерли еще такие как Андрей.

Сейчас же на «девятке» налицо такой гадательный расклад. Если у нас в неочевидном будущем поднимется ипподромный бизнес, то он поднимет спрос на рекордистов-рысаков и их станут брать по окупающей их разведение цене. Если он не поднимется быстрей, чем вымрут кони и способные работать с ними люди – то «конь блед» и «всадник смерть».

Более ближняя и тоже не ахти какая твердая перспектива – это отделить от остального производства конную часть, сократив ее до ста голов, и затая сердце ждать, что купит совестливый частник. Такой пример есть: Брянский конезавод купил богач Исаков, чем и упас его от смерти.

А если такой второй во всей России совестливый частник не найдется? А найдется наоборот какой-то бездушный производчик конской колбасы? И от этого «если» у Андрея седая голова и непрестанная боль в сердце.

Разговорившийся Потехин мне сказал: «Какой-то этот Андрей нервный. Жена, что ли, его дома заедает?»

Я ему ответил такой речью:

«Вы – городской и, видимо, не поняли до конца, что стряслось с «девяткой» и Андреем. Здесь его батя прошел каждую кочку, душой вошел в каждую лошадь и корову, в каждую людскую душу, чем достиг в битве с бывшей властью выдающихся успехов. Он говорил: «У человека есть язык, хоть как-то может защититься, а лошадь бессловесна, поэтому ее надо беречь и защищать!» Андрей с отцом не меньше бился, до заявления на стол: «Ты мне не сын, а ты мне не отец!» Но это была битва за великий результат! И теперь вы пришли сюда что-то решать, делить – это для местных все равно, что вы легли бы в постель между мужем и женой. Я вас не знаю: может, вы плохой; может, хороший; но вы вошли в чужое, самое заветное для очень специфических людей, которые понимают душу и язык животных. Поэтому Андрей нервозный, а жена у него – умница и очень чутко прощает его нервность, которая изливается и на нее».

Мне показалось, что мой собеседник меня понял – но при этом возразил: «Нет, так жить нельзя, так же с ума сойдешь. Сегодня надо жить спокойно, я занимаюсь, например, парусным спортом, в хорошей компании ездим на моря, берем там яхты, душа отдыхает, это – да! А эти все страсти-мордасти – уже в прошлом».

Но возразил ему и я: «Если бы Андрей с подобными ему жили не так, в «девятке» уже не было б ни одного коня».

Мягкое падение

То, что стряслось с «девяткой», прежде всего морально убивает. Из всей ее уже прирыночной истории предельно ясно проступает, что наш рынок оказался в высшей степени не годным к сельхозпроизводству. Где-то на генном уровне несовместимым с ним. Бывший мэр Перми Аркадий Каменев, пытавшийся в свое время в меру своих сил помочь «девятке», убежден: «У нас как такового сельского хозяйства уже нет. Есть отдельные всплески – но если лучшие уничтожены, то об остальных уже нечего и говорить».

Глава Пермского района Кузнецов эту же истину перевернул иначе: «Руководители образца «красного директора» Микова оказались не готовы к рынку, вот и результат». Но я бы этот философский вопрос: что первичней и главней – производство или рынок, – решил бы все же в пользу производства. Иначе получается, что при нынешнем сельхозупадке негодны все сельхозруководители. Ибо упадок сплошь – и тогда надо заменять людей, что невозможно, ибо некем.

Беда, по-моему, сегодня не на производящем, а на властном уровне. Старая комвласть руководила сельским делом с массой промахов и гадостей – но новая, не исправляя старого, просто пустила это дело под откос. Что подтверждается простой статистикой: в Пермском крае, как и в других, все продовольствие уже на 80 процентов не отечественное.

«Красный директор» Миков вспоминает с ностальгией губернатора Игумнова: «Он нас понимал! Он помогал!» Ему вторят и другие: «Игумнов с каждым руководителем отдельно разбирался: в чем проблема? чем могу помочь? Давай составим график, денег дам, но будешь помесячно мне отвечать за освоение». И этим – что звучит уже привычно, но по сути дико – помогал удерживать падение. Но почему нам уже въелось так в мозги, что вся наша реформа для села – лишь неизбежное падение?

При Игумнове оно еще было мягким, но нынешний Пермский губернатор Чиркунов отпустил все тормоза. В своем программном выступлении он заявил: «Мы выбрали свой путь, суть его в том, что мы объявляем бизнес священной коровой». И еще где-то произнес: «Да я край накормлю, еду из-за границы привезу, не знаю только, куда деть этих крестьян».

И общий приговор «девятке» при такой властной позиции таков. Она поставлена в список объектов, подлежащих приватизации, и должна быть приватизирована в любом случае – над чем сейчас и трудятся «товарищ два директора». Официальным владельцем ее станет тогда снова государство – через управляющие структуры в лице Минсельхоза и Росимущества, которые назначат свой совет директоров. Вроде шило на мыло – но после приватизации, говорят ее вершители, «девятка» сможет действовать эффективней, гибче, не дожидаясь долгих виз из отдаленных ведомств.

Согласен. Возможно, «на бумаге», без оглядки «на овраги», у нее и есть шанс выжить таким образом. Но – во-первых, карты продолжает путать то же ООО «Авторесурс», которое после сорвавшейся попытки вбить свой клин в раздел «девятки» уже подало иск по возбуждению нового банкротства. Теперь или ему надо заплатить те самые 41,3 млн. руб., или оно опять непредсказуемо сломает всю игру. Указанная сумма якобы уже «изыскана» – но кто тот новый благодетель, готовый заплатить за «девятку»? И что потребует взамен его благодеяния? Вопрос.

Другой – кто в результате всего станет, я уже не знаю, кем, управляющим, смотрящим, в общем действительным руководителем «девятки»? От этого зависит вся ее дальнейшая судьба – но грядущим капитаном корабля, сейчас пускающего пузыри, тоже никто не называет даже примерно никого.

И ощущение, что куда ни кинь, всюду клин: государство загробит все руками своих злых чиновников; частный бизнес – распродаст. Кто же спасет?

Линия несудьбы

Но как ни странно после всего сказанного прозвучит, техническая так сказать возможность радикального спасения сегодня у «девятки» есть. При ее сократившемся производстве принадлежащие ей 6 000 га земли явно избыточны. А часть их еще и вовсе неудобна для использования в сельхозцелях – и сейчас «девятка» свободно может без всякого себе ущерба продать до полутысячи этих га. Выручка с лихвой покроет все долги, даст на десять лет вперед деньги и для конной части, и для обновления всего технопарка.

При этом будут уже не нужны ни Сырвачева, ни «товарищ два директора», ни «Авторесурс» – если все это провести в открытую, по «чистой» схеме. То есть с высокой башни губернатора уладить все неувязки с соподчинением «девятки», с землеотводом и так далее – и взять ответственность за все на свою личную грудь. Ну и еще поставить кадра, долгосрочного директора, который бы болел за дело «нервами» – и знал в нем толк. Я знаю, что Андрей во власть не рвется, но и он, к примеру, мог бы стать таким, у него есть эта главная закваска; есть она и у других спецов «девятки». Наверняка они смогли бы поладить между собой и выдвинуть из себя такого, которому б все доверяли.

Это не универсальный для всех выход, он возможен лишь для уникальной в смысле расположения, своей истории и прочего «девятки». Но она и была сроду флагманом; если начать с нее, и у других, отдаленных от Перми хозяйств, где средняя зарплата сейчас 500 рублей в месяц, может проснуться надежда на их собственные выходы.

Но этот самый простой план – и самый, при текущей властной линии, неисполнимый. При той тупо-криминальной линии на «бизнес как священную корову», уже клинически несовместимой с производством; при том, как в крае назначаются сегодня на посты. Губернатор Чиркунов ошарашил всех назначением на пост краевого министра сельского хозяйства Елены Гилязовой, прежде возглавлявшей министерство развития предпринимательства и торговли. «Поставить накануне посевной не смыслящую ничего в сельском деле барышню – это гвоздь в наш сельский гроб», – таково мнение здешних селян.

Вот еще их же мнение: «Одна надежда: чтобы мы как можно скорей ударились о дно и поняли, что без своей еды нам крышка. Только это может заставить власти поменять их нынешнюю линию: «заморская еда в обмен на нашу нефть»».

То есть все дело, как и двадцать лет назад, в этой же властной «линии». Сейчас – или ее менять, или уже раз и навсегда отказаться от своего сельхозпроизводства под девизом: «запад нас накормит».

Во всех цивилизованных и даже просто на своих ногах стоящих странах населяющие их люди, труженики – главное сокровище. Они куют достатки этих стран. А такие как Андрей Соколов – и вовсе соль земли, золотой фонд. А деньги, «бизнес» по большому счету – тьфу. «Деньги не в деньгах, а в делах». Непонимание этой священной и простой одновременно истины сегодня убивает – и убьет, коль что-то не изменится во властном сознании – легендарную «девятку».

Ее убийцам это может принести громадный куш – вот смысл всего творящегося сейчас вокруг нее. И смысл, в изрядной доле, всего нашего бизнеса, которому не производство, а убийство производств, как киллеру, дает доход.