ГНЕТУЩИЙ СТРАХ.

Что не дает нам выбиться из насекомых в человеков?

Я как-то ехал из Москвы на дачу через Новорижское шоссе; смотрю, что-то больно много по пути ментов в их канареечных жилетах. Свернул на бетонку к Истре – а там они уже чуть не через каждые 200 метров. Свернул с бетонки на Волоколамку – они и там стоят, в Истре гоняют всех с парковки перед рынком. Не иначе какой-то властелин должен проехать – только что за кривой маршрут? Я выбрал его для объезда пробок – но наша власть не знает таких проблем, сама привыкши создавать их для подножных масс.

Все объяснилось, когда по новостям показали, что в тот день Президент посетил военный госпиталь в деревне Жилино на Пятницком шоссе. Ту трассу вообще закрыли на полдня, отчего в гигантской пробке взвыли тысячи попавших под кортеж людей. А этот караул на ближних подступах – явление народу того страха, что сопровождает у нас всякий выезд властелина «на народ». Вдруг где-то что-то жахнет – даже не тротил, а нелюбезный лозунг из нечаянной машины, какой-то еще злой выкрик или чих, – против чего и выставили эти запасные сотни. Мол если даже где-то что-то – мы не только сам проезд очистили от всякой людской мухи, но и все тылы прикрыли, комар не пролетит!

По тем же новостям и госпитальный штат, и отутюженные пациенты встречали дорогого гостя как родного. Но с тыльной стороны – словно не Президент проехал два десятка километров по своей стране, а римский прокуратор по враждебной Иудее! Во всем визите сквозил этот непотребный страх, величину которого и показал размах охраны.

И этот страх покрыл сплошной чешуей, чешуйка под чешуйку, всю нашу рыбу, снизу доверху. Но для верхов он хоть понятен – чует, как говорится, кошка, чье мясо съела! Трудней понять встречный страх низов, не раз являвших в нашем прошлом самое великое бесстрашие.

Вот характерный случай из еще советских пор: на собрании в совхозе по велению райкома партии обсуждается чрезмерный рост надоев как стремление к дешевому успеху. Инструктор из райкома изгаляется: да, явных нарушений не нашли, но слухи ходят, есть и мелкие факты, а надо, чтобы нечего такого не было!.. Встает старик-экономист, бывший танкист, орденоносец:

– Что здесь творится? Молодой директор, выпускник сельхозакадемии, блестяще смог наладить производство! Но не угодил обкому, потому что наш показатель подрывает областной отчет: мол из-за непогоды область завалила свои планы. Все знают, ему было велено снижать надой, а он ослушался – и пошли эти проверки. Три раза уже все перемывали, не осталось ни комка, песок чистый!..

Коротким поворотом головы инструктор властно осекает ветерана:

– Так, а ну сесть и не срывать собрание!

И ветеран с осколками в ноге и орденами на груди, дрожа всем разыгравшимся лицом, опускается на место. Он страшных вражьих «тигров» не робел – а этого гнидка затрусил! Мог вообще его послать – собрание-то не партийное, а производственное! Но конвульсивный страх перед самой мелкой властной сошкой неодолим!

И как вчера дрожали этих партократов, так и сегодня большинство дрожит уже демократических господ. В «Тихом Доне» Шолохова есть эпизод: Григорий Мелехов при помпезном посещении солдатского лазарета Великим князем срывает весь парад просьбой «сходить по малой нужде». Герой, проливавший зазря кровь в окопах Первой Мировой, нутром учуял в праздном визитере тыловую сволочь – и сунул ему кукиш в нос. Но современные бойцы, не менее хлебнувшие предательства верхов, способны перед ними только лебезить.

Что, жиже стали изнутри? Навряд ли; тут скорей иной подтекст. Мелехов был из самодостаточных казаков, привыкших прочно жить своим трудом. Он был готов в ущерб своей сохе и воевать – но за Отечество, а не за тыловых ворюг, жиревших на военной каше. Для наших же бойцов теперешняя вялотекущая война – единственная мать родна! Других доходов и надежд «в миру» у них нет, доход один – командировка «в точку», – вот и стелятся перед верховным посетителем, дрожа лишиться шанса своей кровью зашибать на жизнь.

Да, нынешнюю власть клянут на кухнях и в безличном Интернете не меньше, чем советскую. Но только бьет день выборов – и все покорно шлепают голосовать за клятую «Единую Россию». Почему? Откуда этот дегенеративный страх низов перед привычно топчущими их верхами?

Еще старый анекдот. Мужики бунтуют против барина, он вышел к ним в халате: «Ну, чего?!» – и все молча стали расходться. Один мужик пришел домой, сел хлебать щи, да как швырнет ложку в миску: «Чаво, чаво… А ничаво!»

Этот подкожный страх прошил и самых храбрых выскочек из робкого народа. Я делаю предвыборное интервью с одним таким, и он в порыве речи восклицает: «Я никого здесь не боюсь!.. Это не пиши!»

Вот еще старая, но без срока давности, история. Товарищ привел меня устраиваться на хорошую работу, вводит в кабинет к вальяжному начальнику, тот мне:

– Ну, рассказывай, как ты дошел до такой жизни?

– А почему на ты – вроде еще не так здорово знакомы?

Он несколько смешался:

– Да вот, у нас такой дружный коллектив, привыкли неформально…

– А, ну тогда давай на ты.

А друг меня за локоть – и волоком из кабинета, вывел в коридор, весь аж дрожит: «Ну ты меня подставил!» – «Чем? Спросил культурно неформала…» – «Пошел ты со своей культурой! Я ж для тебя – а ты!..»

Сказал я ему тогда: «Знаешь, на что ты сейчас похож? На хрен, который только вынули из зада. Потому что весь в дерьме!» После чего накрылась и вся наша дружба.

И в этом все сидит, в этом повальном страхе выдавить, словами Чехова, раба – из своего, а не чьего-то тюбика! Но почему-то не выдавливается нипочем: униженность, душевный страх после недолгой гражданской оттепели начала 90-х вернулись какой-то вечной мерзлотой в нашу плоть и кровь.

Вот еще мелкий, но типичный штрих. Еще один избранник, из «братков», не знавших страха убивать друг дружку почем зря, правит свое интервью: «Не Юрий Лужков, а Юрий Михайлович!» – «Зачем? Есть норма – имя и фамилия». – «Ты, бля, не умничай! Уважаемый человек – и надо называть по уважению!»

Но больше всего в этом плане меня поразил еще мельчайший случай. Я делаю десятилетней дочке школьную стенгазету ко Дню Победы, и она мне: «Гитлера оставь, а Сталина называть не надо». – «Почему? Тебе кто-то так сказал?» – «Не сказали, но я знаю».

Откуда она, козявка, набралась, что вражьего главкома можно поминать, а нашего, не проходящего в демократическую дверь, нельзя? Из воздуха, пропитанного этим насекомым страхом перед всем «спущенным свыше», больше неоткуда.

Да, кто-то пытается это прорвать лично смелыми, но общественно ничтожными «синими ведерками» и маршами «День гнева», где журналистов, ищущих своих сюжетов, больше чем народа. Но без народной карты в прикупе эта игра на площадях обречена. Есть старое присловье: «Если весь народ вздохнет – и временщик падет!» Но наш народ пока готов скорей издохнуть, чем вздохнуть подобным образом!

И эту его рабскую погибель диктует та же экономика. Свободный человек в отличие от бессловесного раба – это человек, устроенный экономически. Как тот же гордый Мелехов, сложившийся на ниве состоятельного хлеборобского труда. Но такой состоятельный, общественно-полезный труд у нас сейчас вконец убит экономической дубиной.

Еще в СССР любой энергичный человек мог заработать квартиру и машину на «стройках века»: БАМ, КАМАЗ, Норильск, Рогун-ГЭС и так далее. Или достичь всех благ, став выдающимся конструктором, ученым, испытателем, поэтом, токарем. На московском авиазаводе «Знамя», где я работал в юности, виртуоз станочник получал под 800 рублей в месяц. Это, с учетом льготных санаториев, детских садов, высокой медицины и т.д. ­– под 200 тысяч по нынешним деньгам. Выдающаяся пианистка Мария Юдина в ответ на письмо Сталина, восхищенного ее игрой, написала ему такое, что не посмел бы вякнуть нынешнему никакой Шевчук! Мол молю Бога за Ваши страшные грехи – и тому подобное. Сталин ответил тем, что попросил побольше записать пластинок этой «гениальной сумасшедшей».

И сейчас вакансий, дарующих все блага за полезный труд, на чем стоит весь передовой мир, у нас почти не стало вовсе. Полезный труд стал презираем и «по жизни», и по телевизору; энергичным людям остается только энергично воровать, за неимением другого шанса выйти в люди. И большинство ездящих сегодня на хороших авто и покупающих хорошие квартиры ворует так или иначе. Доход приносит только банковский, торговый и сырьевой бизнес, в исходной сути воровской. Плюс захват бывших гигантов производства с пересдачей их под китайские, вьетнамские и прочие склады и рынки. А вор – всегда страдающий болезнью страха раб.

И вся наша элита – из таких воров, сидящих на крючке у самой верхотуры: только вякни лишнее – и улетишь на нары как вор Зуев из «Трех китов» или как вор Ходорковский. Не вякаешь – и смело можешь дальше воровать.

Но без этих вяканий власть вырождается в тупую диктатуру, при которой уже ничего не строится, все только дохнет. И до поры спасающий нас от нужды порядочно трудиться нефтяной запас не выручает нас, а лишь усугубляет нашу деградацию.

В итоге замкнутый круг: без достойного труда не выйти из рабского пруда, а без очистки от заевшего нас страха невозможен никакой поход вперед. Страшно вложить нефтяные деньги вместо чужой кубышки в свои смелые проекты – разворуют! Еще страшней не дать чиновной банде воровать – стряхнет, как пепел с брюк, опершихся сугубо на нее владык. Страх защищать за рубежом свои интересы и своих сограждан – прижмут национальную и личные кубышки. Страх потерять работу, заболеть, прогневить всевластного по-нынешнему шефа, шефиню, шефью дочку, внучку или даже жучку.

Весь постсоветский поворот не только не избавил нас от старых страхов, но и добавил к ним еще тьму новых. Вся Россия уже откровенно платит дань Кавказу – только потому, что там народец оказался посмелей. Наш цивилизационный крах лишь укрепил более дикорастущие, на первобытно-родовой основе, племена, ослабив менее дикорастущие, привыкшие жить человеческим трудом, а не ножом и грабежом.

Как выйти из этого замкнутого круга? Ждать, по пословице, пока сам народ рванет на массовые митинги и сметет временщиков? Так он уже сделал это 20 лет назад – только вместо старых тут же пришли новые прохвосты.

Я думаю, что нынешние, так сказать «учебные» марши протеста хоть подают пример преодоления дурного страха, помешавшего когда-то трудовому ветерану дать отпор партийному хлыщу. А дал бы –  может, спас бы хорошего директора от увольнения за «нарушение партийных норм», а Родину – от краха.

Еще стала доступна такая смелость – заглазно изгаляться в Интернете: «Путен – козел! Медвед – людоед!» – за это ведь не будет ничего! Только удастся ли увидеть хоть когда-то, чтобы хоть один такой Интернет-смельчак сказал бы то же самое в глаза владыке при каком-нибудь его визите в массы под густой охраной? Впрочем это даже излишний экстремизм, а вот попробуйте сперва ответить затыкавшему вас начальнику на то же «ты» или попросить его вести дальнейшее общение на «вы»!

Кто-то, может, скажет, что это слишком мелочно и просто – но уверяю вас, что нет! Это из-за куста, с гарантией личной невидимости, легко назвать козлом премьера – а поди назови так в лицо хамящего тебе работодателя! Клянусь, кому-то даже легче будет удавиться на своей кишке, чем постоять таким путем за свое достоинство!

Но это лишь, по-моему, и есть действительный, хоть и первый шаг к раскабалению от векового страха, без чего все прочие не стоят ничего. При всей видимой малости он, может, самый трудный – потому что первый и до боли непривычный. Но никакой на свете путь не наступает со второго шага!