ВО СЛАВУ КОНФИСКАЦИИ

Поэт в России – больше, чем поэт; а пресс-секретарь Путина – и того больше. По нашей склонности ко всяким расширениям – не просто поведывает журналистам о всяких перемещениях, решениях и прочих действиях шефа, но еще всяко толкует, аргументирует и оправдывает их. При этом аргументов для оправданий фактов и актов по части проводимой тем карательной политики – все меньше за душой. И вот какое уже совершенно несусветное оправдание очередной режимной каре выдал он на днях:

«Песков сообщил, что подписанный Путиным закон о конфискации имущества за фейки о вооруженных силах не имеет ничего общего с советской системой конфискации, «это можно сказать однозначно». «У представителей СМИ возникают вопросы о будущей правоприменительной практике в отношении законопроектов или принятых законов, – сказал он. – Чаще всего какие-либо опасения или соображения оказываются абсолютно беспочвенными. Я предлагаю также относиться и на этот раз. Закон подписан главой государства, нарушение закона будет подразумевать наказание, в том числе и в той форме, которая прописана в принятом документе. Мы вместе с вами будем иметь возможность оценивать правоприменительную практику»».

Все это малосодержательное многословия здорово напоминает сутью советский же старинный анекдот. В поезде едут армянин с грузином, армянин важно говорит: «Армяне лучше, чем грузины!» Грузин спрашивает: «Чем лучше?» – «Чем грузины!» Так и тут. Чем нынешняя конфискация лучше? – Чем советская! – А чем именно? – Именно этим!.. Больше в ее оправдание при всех запасах мозга ее презентатора сказать и нечего. Поскольку в советское время конфискация следовала за крупные хищения госсобственности с целью их возмещения, а карать ей за не те слова – осталось в дикой мясорубке сталинизма.

И вот сейчас мы эту мясорубку явно возрождаем, в чем явно стесняется признаться такой прозападный исходно, с рассыпанными по Европе домочадцами Песков. Правда, возрождаем в сильно усеченном виде, поскольку высшее ворье цветет, как хризантемы на могиле всякого социального и научного-производственного развития, коим блистала все же сталинская модель. И для сего ворья, действительно в полный контраст с советской практикой, когда за «особо крупное» карали до расстрела – сегодня милостиво применяются смешные штрафы, на порядок меньше спертого. А за мысль изреченную против генеральной установки реанимируемой мясорубки – конфискация!

При этом все словоблудие Пескова все больше вызывает в памяти другой советский анекдот. После убийства Кирова на завод приезжает лектор и скорбно зачитывает в актовом зале: «Товарищи, от рук врагов пал наш товарищ...» С задних рядов раздается: «Кого убили? Чего убили?» Лектор начинает еще раз: «Товарищи, от рук врагов пал наш товарищ...» Сзади опять: «Кого убили? Чего убили?» Лектор наконец в сердцах: «Кого надо, того и убили!»

Вот так примерно, чует мое сердце, и исходный либераст-западник Песков, замученный своим враньем, скоро, плюнув на весь надувной обряд, ответит журналистам:

– Что хотим, то и творим, не вашего собачьего ума дело!

И думаете, посмеет кто-то из допущенных к обряду на эту истинную правду возразить?