В ПЕРЕВОДЕ С ФАШИСТСКОГО – И МОЖНО ЛИ ПЕРЕВЕСТИ СЕЙ АД НАЗАД?

Наши философы, писатели и прочие старатели в пользу платежной еще власти с начала СВО заняты поиском своего «философского камня». Такой крылатой фразы, слогана вроде «Вставай, страна огромная!» или «За Родину, за Сталина!» – чтобы воодушевляли на покорение или хотя бы истребление никак не поддающейся тому соседки. Прекрасный образец чего еще до начала нашего выступления породила самая пылкая наша теле-патриотка Маргарита Симоньян:

«В горячей войне мы Украину победим за два дня. Ну, что ее побеждать-то, господи? Ну, Украина, ну!»

Но сама жизнь, увы, убила смысл сего посыла, а по духу, пафосу – что надо, самый сок!.. Вроде можно было бы, не ломая больно голову, просто перелицевать испытанно победоносное в «За Родину, за Путина!» Но и самым услужливым творцам ясно, что даже среди самых рьяных патриотов в силу некой ясной всем материи такая перелицовка не прокатит... И вот забрезжила находка – повторенная так и сяк разными слугами режима:

«Сейчас партий в стране две – партия победы и партия поражения. И это делает весь прочий партийный расклад избыточным и декоративным».

Да, сладко вроде сказано, в духе опять же уже бывшего: «А нам нужна одна победа, одна на всех, мы за цепной не постоим!» К самим словам не придерешься – и все равно, судя по холодной реакции и «военкоров», представляющих передовую, и диванных патриотов, представляющих тылы, – что-то не то.

Так может, дело, не в словах, которые в Отечественную сыпались как звезды с неба – лишь пригоршни подставляй, почему и песни той поры без принуждения поются по сей день, – а в самой сути дела, не ложащейся на призывную музыку? То бишь когда лозунги, стихи и песни звали к победе над пришедшим на нашу землю врагом – это была «та что надо победа». А когда на чужую землю пришли мы, как ни тужься, нужные для легитимации такого пришествия и воодушевления на победу в нем слова не ищутся, хоть тресни; и даже вроде ловко найденные – не зажигают нипочем!

Красиво же сказано про эти две партии – победы и поражения; я бы за такую находку хотя бы ради самой идеи услужения воинствующей власти из казны не пожалел. Но не до сердца, не до глубины души! И в этом неприятии душой народа, его врожденным эстетическим инстинктом того, что безоглядно принял весь его трусливый одобрямс – я вижу хоть какую-то надежду на подъем из той прорухи, в которую мы пали с этой гиблой СВО.

И тут вовсе не какая-то роковая случайность и напасть, подстроенная вражьим Западом. Но когда в крови нет стойкого иммунитета ко всяким злым заразам – они живо тут как тут и валят жертву с ног. Но остается порой что-то нутряное самое, что в конце концов и обарывает даже самый смертный недуг – и тот, кого уже похоронили было, вдруг чудом встает на ноги. И я сейчас надежду на чудесное, почти невероятное наше спасение от страшного недуга, потащившего нас в те, кого мы победили в 45-м – вижу только в этом. В инстинктивном отвращении к тому, что в угоду власти, озверевшей от народного упадка в рабскую покорность, выдают писатели-философы, которые встарь вымышляли бойкие слоганы Гитлеру, а нынче переводят их на наш язык.

Еще вчера поверить, что когда-то мы впадем в сегодняшний недуг, было точно так же невозможно, как сегодня – что когда-то сможем от него оправиться и все свалить на тех, кто промышляют сейчас переводами с фашистского. И лишь брезжащая где-то в самой глубине душа, пускай душонка даже, которая взахлеб поет «На солнечной поляночке», а на нынешнее в духе «бей хохлов, спасай Россию» не клюет – оставляет какую-то хоть, пусть даже призрачную самую надежду.