ТАЙНАЯ ПРУЖИНА, НАТАЩИВШАЯ НА УКРАИНУ – ИЛИ ОХОТНИК НАЙДЕТ КРОВИ!

Последнее время наш экс-президент Медведев, явно науськанный хозяином, поскольку сам, как известно, есть никто и звать никак – все пуще грозит миру атомной войной:

«Байден и Трасс требуют от России убрать руку со своей «ядерной кнопки»... Россия вправе применить ядерное оружие, если это будет необходимо... Если угроза превысит установленный предел опасности, нам придётся ответить... Представим, что Россия вынуждена применить самое грозное оружие против украинского режима... Полагаю, что НАТО не станет прямо вмешиваться и при таком раскладе. Ведь безопасность Вашингтона, Лондона, Брюсселя для Североатлантического альянса важнее, чем судьба никому не нужной погибающей Украины. Погибать в ядерном апокалипсисе заокеанские и европейские демагоги не собираются. А потому – проглотят использование любого оружия в текущем конфликте…»

И этот боевой зуд в кривых руках, разладивших свои науку и производство до неспособности выпускать даже самый примитив без Китая и Ирана – напомнил мне охотничью историю из моей юности.

Когда еще пацаном я проводил летние каникулы в сельской глуши, где отец купил старую хибару по дешевке, мне в руки попало отцовское охотничье ружье – отчего мои отношения с окружающей природой сразу осложнились. Стоило мне первый раз зайти вооруженному в знакомый и не страшный прежде лес, мной тотчас овладело чувство страха. Я встречал там лося, кабанов – и тут как въяве увидал за каждой елкой их зорко нацеленные на меня глаза. Им-то откуда знать, что в моих патронах всего дробь четверка, исключительно на куропаток, а не боевые жеканы? Вдруг еще примут за врага и нападут ради своей самозащиты первыми? Я-то охотник никакой – и поминай как звали!

И сперва я даже ходил с ружьем наперевес, спотыкаясь о кочки и вздрагивая на каждый хруст сучка. Потом пообвыкся: идя за грибами, вешал на плечо ружье, надеясь подстрелить какую-нибудь птичку из тех, что раньше вспархивали то и дело чуть не из-под ног. Но их и след простыл – словно крикливые сороки на своем птичьем языке загодя оповещали остальных пернатых о моей охоте.

Зато в итоге в перелеске под деревней, где мне наконец попался выводок куропаток, я лоб в лоб столкнулся с кабанихой – вот когда по-настоящему струхнул! Куропатки с треском крыльев вырывались из кустов – но улетали всегда так, что между нами оказывалось дерево, шиш выстрелишь... И вдруг слышу, как кто-то топчется рядом в кустах. Если другой охотник, надо предупредить, чтобы ненароком не пальнуть друг в дружку, я крикнул: «Кто там?» – но ответа не было. Наверное, не хочет спугнуть дичь, решил я – и полез в кусты.

А там – мохнатое кабанье рыло с тушей эдак в центнер. Глазки маленькие, злые – а сзади полосатые кабанята, еще, видно, не научившиеся убегать от человека, нарушившего их покой. И их, судя по всему, мамаша на меня глядит так люто, что душа уходит мигом в пятки. Мол какого черта, мы здесь сроду жили, вас не трогали, и пшел вон со своим ружьем, пока не разорвали! Угрозу этой недоступной для моей дроби чушки я воспринял более чем реально – и, наставив на нее стволы с тем, чтобы в крайнем случае хоть вышибить ей глаз, медленно попятился назад. Лишь вышел из кустов, ноги сами развернули меня на 180 градусов и понесли к деревне.

Сбил с меня страх только попавшийся навстречу местный житель, которому я в ужасе поведал: «Там кабаниха с кабанятами!» – «И что?» – «Ну, страшная такая…» Он так заржал в ответ, что я готов был сдохнуть уже со стыда за свой выставленный на смех страх.

Но ружье-то все висит на стенке – и взывает к новым подвигам. К лесной охотой после встречи с той морально побившей меня кабанихой я остыл – но под деревней была еще широкая низина с канавами от мелиорации, где я ударился в утиную охоту. Но и тут мне не везло. За неделю лазанья я там вспугнул всего несколько уток, но не умея бить навскидку, ни в одну не угодил. И тогда стал караулить их к вечеру у заболоченного озерка, куда они должны были слетаться на ночь.

Но не летят они туда и не летят! А я, устроив себе схрон на бережку, оттуда так и вижу: вот с последним светом дня планирует на воду утка, беру ее на мушку – и бью уже не мимо!

И как-то в сумерках кто-то неясной тенью впрямь слетает с неба – но не на воду, а на сук сухого дерева вблизи. Еще в мозгу мелькнуло: утки на деревья не садятся! Но я же столько ждал, у меня в руках вспотевшее от ожидания ружье, не нанесшее еще ни одной смерти никому, а нанести ее охота нестерпимо!.. И я, решив, что вдруг это какой-то аномальный экземпляр, бью по нему, и он падает на землю.

Бегу к нему – увы и ах: это не утка вовсе, а сова; и смех и грех!

Совесть меня потом, конечно, мучила – но не со страшной силой: ну, что поделаешь, ошибся по неопытному делу! И вообще, как стало мне вскорости ясно, в смерти невинной совы, просто оказавшейся не в то время не в том месте, был виноват не столько я, сколько само подбившее меня на грех ружье. Оно должно было, по всем законам жанра, выстрелить так или сяк – и благо еще, что все обошлось одной совой. Хотя и утки, коих вроде убивать не совестно, ничуть не виновней сов.

В итоге же я, хоть и вчистую самооправдался за свою дурную жертву, с этой охотой покончил навсегда. А наши властители, разучившиеся всякому полезному труду, наоборот, втянулись в нее по уши – что мне, хлебнувшему той же охотничьей неволи, психологически очень понятно. Когда в твоих руках это ружье, в тебе все аж зудит спустить курок! Тем паче если к выстрелу готовились не один день, пристреливаясь долго на учебных полигонах – а реальной жертвы нет и нет! Тогда за нее сойдет и всякая сова – чем и стала для наших охотников сперва дальняя Сирия, потом близкая нестерпимо Украина. Знатоки зрят тут тьму экономических и политических резонов, но суть все же, как подсказывает мне мое охотничье чутье, не в них.

Точно так же, как я по своей глупой юности принял сову за утку – наши рукосуи захотели принять свою утку о вине в их косорукости соседней Украины за повод развязать свои стволы. А после явной неудачи с их развязкой – негодные ручонки потянулись и к ядерной кнопке. И дело все – в этом оружии, доставшемся по преимуществу от предков: раз оно есть и зудит охота расквитаться за свое ничтожество – сыщется рано или поздно и повод для того. И кинутся поганцы разряжать свои стволы направо и налево.

Пугнуть бы их разок как следует, как меня когда-то та защитившая свое лесное право кабаниха – да некому. Родной народ совсем пал духом, став способным только к бегству от властной угрозы, но не к борьбе с ней. И рано или поздно и сам станет, если уже не стал, такой хромой на обе ноги уткой, в которую грех не пальнуть. Или совой, в которую палить грех – но не Бог весь какой для только и ищущего крови охотника.