ПОЧЕМУ НАМ НЕ СТРАШНЫ БОЛЕЗНИ В СТАРОСТИ И НЮРНБЕРГ В БУДУЩЕМ?

С одной стороны – какой-то животный, кровожадный, пронизанный бешеной ненавистью ко всему иностранному патриотизм; а с другой, как отмечают многие наблюдатели – жуткий эгоизм. Общественная и национальная разрозненность, полное безразличие к чужому горю, ноль солидарности и взаимопомощи. Человека увольняют с работы, лишая всех средств к существованию – и не то что не вступится никогда так называемый коллектив, самого этого понятия не стало. Профсоюз – фикция, теплые местечки для приспособленцев, чья задача создать видимость и не допустить возникновения настоящих трудовых союзов.

Отсюда – самые низкие в Европе зарплаты и пенсии, зеленая улица более выгодным для работодателей мигрантам, сверхсмертность и так называемая оптимизация всех социальных и медицинских служб...

Но беда вся даже еще глубже: люди плевать хотели не только на своих соседей по подъезду и стране, но и на самих себя будущих – с сегодняшнего их шестка. Если вовсю пить и курить и не лечить вовремя зубы, тебе обеспечена короткая дурная жизнь с беззубым и больным со всех сторон финалом. Не делаешь зарядку по утрам и переедаешь – это все усугубляешь. Что знают все – но многие ли во цвете лет, тем паче в сладкой юности даже к самим себе проявляют, одолев сейчашний эгоизм, надлежащий гуманизм?

Мне в этом плане повезло: я с ранних лет курил и пил – во многом из-за моей дико самовластной мамы. Когда она, впервые отправляя меня в пионерлагерь после пятого класса, строго-настрого велела там не курить, я начал это делать исключительно ей вопреки, хотя сперва меня от этого чуть не рвало. Но раз уж мама запретила, я был обязан одолеть ее запрет! В итоге ко второму курсу МГУ сердце у меня сдало до того, что я еле мог вставать с утра с постели – и врач сказал, что с моей аритмией дальше надо не учиться, а лечиться, предложил академку на год и санаторный режим. Но начинать жизнь с санатория я в гробу видал – и по какому-то наитию решил спасаться бегом по утрам: или спасусь, или подохну. Первый раз пробежал метров 30 и упал, потом 50, 70, 100 – и за полгода довел свой утренний забег до 7 км, сделав его непременным в любом месте, при любой погоде. В итоге всю жизнь сердце мое если и болело – только от любви... А вот с зубами и еще с кой-чем я той же строгости к себе не проявил – за что потом и поплатился...

Опять же, кто не в курсе всего этого? Но многие печься о своем здоровье начинают только в хворой старости...

Схожий плевок в свое же будущее совершает сегодня и вся наша страна. По Сети пошел гулять такой список итогов нашей кровожадной СВО:

1. Возродили НАТО.

2. Попали в зависимость от Китая.

3. Потеряли 300 млрд долл. золотовалютных резервов.

4. Потеряли рынок нефтегаза в Европе.

5. Потеряли огромное число специалистов с перспективными профессиями – убитыми, ранеными и уехавшими из России.

6. Кратно увеличили отток капитала.

7. Потеряли автопром и рынок авиаперевозок.

8. Превратились для всего мира в изгоев и спонсоров терроризма...

И кого все это напугало? Ведь ужасные последствия этих потерь, сулящих крах нашей экономике, как и неизбежные последствия детского курения и взрослого обжорства – наступят только завтра! Поэтому сейчас гуляй на славу и назло обставившему нас по самолетам и автомобилям Западу на ежедневных украинских похоронах, страшно прельстивших наши души – как я в детстве курил назло суровой маме.

На пробитом колесе легковушка может достаточно комфортно ехать километров 15 – и еще 5, но уже без комфорта, на голом ободе. Но ни один водитель в здравом уме не станет, узрев прокол, продолжать движение, полезет за запаской. На пробитой экономике тоже можно сколько-то проехать – только запасной, в отличие от непременной запаски при любом автомобиле, у нас нет. И что же?

В моем далеком детстве была очень популярна итальянская песенка «Люблю я макароны», вместившая всю суть того, о чем я тут говорю, в несколько простых строк:

«Люблю я макароны, хоть говорят, они меня погубят...

Полью я их томатом, посыплю чёрным перцем,

Смешаю с тёртым сыром, запью я их вином.

Ну как остановиться, когда такое блюдо.

Потом мне будет худо – но это уж потом!»

Сегодня же ее можно спеть примерно так:

«Бомблю я Украину, хоть это, говорят, меня погубит...

Полью ее кровищей, посыплю чёрной смертью,

В уме с дерьмом смешаю, устрою ей погром.

Ну как остановиться в плену такого блюда,

Потом мне будет худо – но это уж потом!»

Я не думаю, что даже самые отпетые наши патриоты, орущие, что всех укров надо загнать в новый Освенцим, а противников того вроде меня – на нары и на швабры, – не смекают, что строят тем себе новый Нюрнберг. Но к вожделенной пакости склоняет расплодившихся у нас сегодня нелюдей это сладкое для них «потом» – дело вообще, как видно по приведенной мной песенке итальянского происхождения, общечеловеческое. Только наше горе в том, что в плену своих черных страстей мы все больше живем не упоительным завтрашним днем, практически ушедшим из всех наших планов – а угрюмым и безбудущным задним числом.

Но сокрушительное для таких безбудущных обмылков завтра, как и погибель главного обмылка, вышибающая почву из-под нестойких ножек прочих – грянут все равно.