О ДВУХ КИТАХ, НА КОИХ ДЕРЖИТСЯ СЕГОДНЯ ВЕРА В БОГА

Всем известна истина: «Если кто-то весь в петушиных перьях, ходит и кукарекает по-петушиному, то это скорей всего петух и есть!» Но в таком случае если кому-то молятся как богу, ставят храмы и прислуживают орды самых состоятельных и почитаемых духовных лиц – это ли не бог?

На мой взгляд, несметное число божественных улик во всех странах в их сознательные времена, часто самых материальных и порой затмевавших все прочее – свидетельство не самого бога, но великой людской тоски по нему.

Лет в 18, когда моя душа, не понятая вожделенной женским полом, вовсю страдала от отчаянного одиночества, я забрел случайно в гулкий храм в Загорске, впечатливший здорово меня – и выйдя, сочинил такие стихи:

Как хорошо, кто верит в Бога,

Сказать: я беден и убог,

Но и моей душе убогой

Есть в Отчем сердце уголок.

Как хорошо уснуть с молитвой

И в нищете благодарить

За то, что ты даешь, великий,

Грехи страданьем искупить.

Как хорошо сквозь дрязги жизни

К заветной цели путь стремить –

И там, в неведомой отчизне,

Благодаря за все, почить.

И пусть страдания безмерны,

Не обрубить незримых крыл…

Спасибо, что и нам, неверным,

Ты эту книгу приоткрыл!

Это божественное озарение потянуло меня в библиотеку, я прочел многие книги Ветхого Завета и весь Новый, суждения о боге Вольтера, Руссо, Гете, «Не мир, но меч» Мережковского... Меня захватили образы мудрого Екклесиаста, отважного Христа и хитроумного Мухаммеда... Но в церковь я не ходил больше никогда: мои мысли о небесном витали в стороне от поповского земного промысла.

И есть у меня старинная подружка, которая с каких-то пор, куда позже моего, тоже приобщилась к богу – но не через всякие стихи и книги, а напрямик, через эти храмы, свечки и попов. А привела к тому наркомания ее сына, которого при помощи жутко дорогой «программы» заточения при монастыре пересадили с тяжелого наркотика на легкий. За что она была страшно благодарна, попутно освоив все обрядовые тонкости – от того, как осенять себя на купола до как освящать еду и подносить дары батюшкам.

Ее муж, прилично зашибавший на не очень приличном бизнесе, умер рано, оставив ее с хорошими деньгами; она тоже вкалывала будь здоров – и сынок, за всю жизнь не ударивший палец о палец, не знал нужды ни в чем. Мать на него молилась – особенно после того, как он вместо шприца стал употреблять какие-то сушеные грибы, помогавшие ему сочинять стихи и разговаривать с птицами. По ее просьбе я пробовал приобщить его к труду, но он спесиво отвечал, что не опуститься до того подлого юления за жалкую копейку, которым всю жизнь занимались и его предки, и я. И мать продолжила выполнять все его прихоти, включая покупку дорогой аппаратуры, чтобы ему «по кайфу» было слушать музыку каких-то экзотических групп и фоткать птичек, котиков и цветочки для Фейсбука.

Поскольку он даже по дому не делал ничего – стирала, убирала и готовила для него она, тем заполняя ее выходные – при своем среднем росте набрал вес под 150 кило. И умер в районе 40-а от дикого ожирения, полного разложения органов и еще откуда-то взявшейся ВИЧ-инфекции.

Мне пришлось помогать убитой горем матери с похоронами; я думал, что она, при всей ее давешней набожности, закажет отпевание его в храме – и был несказанно удивлен тому, что она этого не сделала. Больше того, когда мы с ней приехали в крематорий, где кроме нас двоих не оказалось никого, она даже не перекрестилась по своему обыкновению на купола церкви по соседству. А тайком плюнула в их сторону. Но я это заметил – и в итоге понял все по поводу ее религиозности.

Она, плотно привязанная к своему малому – и более крупному мужнему бизнесу, и отношения с выручившим ее на первых порах Господом стала строить на коммерческий лад. Его агентами все почтение и мзду немалую – а он за это хранит жизнь и здоровье ее морально, а потом и физически разложившегося насмерть сына. Но бог в итоге выдал – а то и вовсе оказался сказочным обманом, даже на чуть не скорректировав диагноз докторов, которые ей предсказали финал сынка, не желавшего их слушать.

Любила она ее убийственной любовью только сына, с которого сдувала с детства пылинки – а не бога; отсюда и обида, и плевок за срыв надежд. Но в ее случае суть подтолкнувшего к воцерковленью дела была уж больно весома, груба, зрима, что и привело к молниеносном откату. А основная масса потребителей сулимых церковью благ в формате «баш на баш» чаще всего не нарывается на столь разительную очевидность...

На двух указанных китах, я полагаю, и стоит сегодня возникший из тоски по богу бог. На духовной жажде, ведущей больше в читальню, чем в молельню – и на прагматичном расчете получить чудесно, за посильный взнос то, что не получается путем рачительного личного старанья.