НЕВОЗМОЖНЫЙ БРАК И ВОСХИЩЕНИЕ ПОСТУПКОМ

Из всех любовных приключений юности чувство самой великой благодарности оставило во мне, как ни странно, то, в котором я схватил самый решительный отказ. Отчего и поныне чувствую себя в великом долгу перед лучшей половиной нашей покоренной всякой швалью нации.

Звонит как-то у меня дома телефон: «Здравствуйте, меня звать Аня, ваш номер дал такой-то, можно поговорить с вами о брате?» Тот, кого она назвала, был братом моего близкого друга, пару дней как пропавшего куда-то, и я с готовностью ответил: «Говорите». «Но не по телефону же! Я могла бы к вам сейчас приехать». Я решил, что с моим  другом стряслось что-то из ряда вон – либо из ряда вон сама девчонка, что может сулить интересное развитие, и не тратя лишних слов, назвал ей свое метро и автобусную остановку. Если глянется, заведу к себе на рюмку женского вина, которое сейчас куплю; нет – побеседую с ней на скамейке и отправлю восвояси.

Она мне глянулась – правда, слегка смутила большая сумка при ней и пухлый пакет с чем-то белым, но по молодому делу само это дело отжимает все побочные подробности на задний план. Я просто приняло ее ношу на себя – и дома сразу усадил к столу с бутылкой с тем самым вином.

– Ну, что там с Серегой? Вечно куда-то влипнет!..

– С каким Серегой?

– С братом, вы же сказали, что о брате хотели поговорить...

– Вы ослышались, я сказала «о браке».

Эх-ма! Я даже с изумлением опустил уже поднятую рюмку.

А дело оказалось в следующем. Тот самый брат моего друга Сереги поведал этой Ане, что я москвич, холост, живу один – и потому вполне гожусь на роль ее спасителя. Беда же ее была в том, что она, иногородняя, сошлась с одним маменькиным сынком, который наобещал ей с три короба, сделал ребенка – но все откладывал поход в ЗАГС до возвращения его предков из долгой загранкомандировки. А когда они вернулись, мама и выставила ее за порог – правда, всучив пачку денег, но велев забыть дорогу к ним. Сынок тем временем просто отсиделся в комнате... Домой же возвращаться ей с дитем нельзя: родители проклянут, соседи высмеют...

И мне она хотела предложила за часть тех денег вступить с ней в фиктивный брак и прописать ее у себя на время, чтобы она могла устроить двухмесячного ребенка в ясли, снять себе комнату и найти работу. Вообще же она доучилась до второго курса института, но как-то неловко порвала с ним из-за родов, а в пакете ее была как раз фата, заготовленная для брачного похода. Ребенка она оставила в общаге – слава богу, подружки согласились приютить там ее с ним на несколько дней...

Пить со мной она не стала, но я, слушая историю красотки, на которую уже успел раскатать губу, все же хлобыстнул. И голова моя помалу пошла кругом. Ни на какой фальшивый брак ни за какие деньги я согласен не был, успев усвоить на чужих примерах, что шутить с законами нельзя – и точка! Но раскатав губу с первой минуты встречи, уже как-то не мог, особенно с присадкой алкоголя, скатать ее назад. И в то же время на фоне  слишком серьезного Анютиного несчастья (я как-то невзначай стал звать ее Анютой) домогаться ее привычным образом рука не поднималась...

А между тем я не сказал еще ни да ни нет в ответ на предложение, судьбоносное для Анюты, которой брат моего друга, как я мог понять, отрекомендовал меня в самом лучшем виде. Узнав, что подружки, сидевшие с дитем, отпустили ее до вечера, я решил угостить ее обедом. Для которого сгонял в свой гастроном то ли за хлебом, то ли за сметаной, попутно прихватив на помощь заплутавшему вконец рассудку уже неженского вина.

Анюта все же выпила рюмку женского – и наш разговор сам как-то ушел от тяжкой брачной темы, замучившей нещадно саму «фаталистку» – как я окрестил ее за ту фату. Неженское вино тоже свою работу сделало – и два часа очень теплой, не помню уж, о чем, беседы пролетели мигом, после чего Анюта с явной неохотой объявила, что ей надо уже ехать – а мне не захотелось вовсе расставаться с ней. И я и ляпни неожиданно для самого себя:

– А может, впрямь поженимся? Не фиктивно?

Понятно было, что мое футуристическое предложение стало эдаким джинном из бутылки, которая ума меня, конечно, не лишила – но конструктива, безусловно, придала. Анюта же ответила очень серьезно:

– Нет, мы с тобой слишком мало знакомы. Ты же меня совсем не знаешь, сейчас дашь слово – а потом будешь жалеть. Извини, что я отняла твое время. Не провожай, я дорогу помню...

Этот еще более неожиданный отказ самой просительницы поверг мня в какой-то ступор. Она же схватила свои вещи – и на выход, я только смог повержено пробормотать:

– А как тебя можно найти?

– Никак. Спасибо за душевное участие.

И была такова.

Но назавтра, на трезвую голову, мое давешнее предложение, как ни странно, меня даже здорово не напугало. От Анюты, так неосмотрительно, но простительно для юной провинциалки попавшейся на луч столичного света при ее домашнем темном царстве – у меня осталось самое благое впечатление. А почему б и нет? Ведь брак – самое непредсказуемое дело, где никаких других, кроме этой сердечной тяги, ориентиров нет. Понятно, что горячку лучше не пороть, но у Анюты времени в обрез – и я сам без горячки уже не раз, сперва влюбившись и добившись сатисфакции, потом неодолимо рвал в кусты. Да, можно вроде было согласиться для начала и на брак фиктивный – но начинать с порочной лжи святое дело казалось мне недопустимым...

Все это я вертел в уме на случай, если Анюта вдруг все же позвонит и призовет к ответу за вчерашнюю отвагу. Но она ни на другой день, ни на третий так и не позвонила. И этот гордый отворот еще больше поднимал ее в моих глазах, парадоксально раздувая еще пуще брачный помысел. Вишь, какая гордая, достойная самый серьезных чувств и намерений фаталистка!

Прошла неделя – но вместо того, чтобы остыть, я все пуще втягивался в этот переполох, начавшийся с моей ослышки. Друг успел тем временем найтись, и мы на пару с ним подались к его брату, источнику моей душевной смятки. Он с Анютой познакомился через свою девчонку, учившуюся вместе с ней – и я, узнав от него адрес их общаги, рванул туда.

Но как мне там поведали девочки, странно не удивленные моим визитом, Анюта пару дней назад отбыла с ребенком, не сказав, куда. А мне оставила письмо – то есть, выходит, провидела, что я сюда приду: это же чудо просто, какую пару я себе нашел! Но написанное там, увы, сказало, что уже не пару:

«Вы благородный человек, и мне очень жаль, что Вы мне отказали, а я Вам. Но в Вашем предложении я уловила больше сочувствия, чем настоящего чувства. А это чревато новой ошибкой, которой я не хочу. Я нашла другое решение своей проблемы, не очень радостное, но, возможно, более надежное. Освобождаю Вас от любых обязательств передо мной. И буду помнить Вас всю жизнь. Ваша Анюта».

Кровь так и ударила мне в голову, сердце отчаянно забилось, я выбежал из комнаты девчат, чтобы наедине собраться с мыслями – и давай бешено соображать, как быть... Только на сей раз вся моя прыть довольно скоро улеглась: я вдруг ощутил в этом письме какую-то точку в конце предложения – и по какому-то неизъяснимому наитию повиновался ей....

Но восхищение хрупкой провинциалкой, попавшей в переплет и великодушно избавившей меня от опрометчивого посула, еще меня же и назвавшей благородным – осталось во мне на весь остаток жизни. Каков пример нам, мужикам, шибким на горло и язык, но жидким на поступок, которых какой-то невеличка, поднимая 20 лет с колен, вконец поставил на колени...