ЖЕРТВА ТЕРРОРИЗМА

С одним моим приятелем стряслась беда: жены лишился через этих расплодившихся сейчас воздушных террористов.

Жена его, предпринимательша, летела в командировку в Дели – заключать какой-то там контракт, который впрочем был ему совсем неинтересен. Интересен ему был сам факт ее отлета.

Не то чтоб он ее вовсе не любил. Любил – но в меру неизбежности, поскольку сам был человеком интеллектуального труда и на свои доходы нынче не купил бы себе и оправы для очков. На один евроремонт, недавно у них сделанный, ему б не заработать до скончанья дней. Да что ремонт! Одни обои в спальне стали жуть во что – зато уж и смотрелись, глаз не оторвать!

Короче говоря, жена в Дели летит, рейс вечером. Отвозить ее в аэропорт ему не надо было, так как это делала ее служебная машина. Он же еще на всякий случай притворился хворым, снял очки и лег: вот, разболелась страшно голова.

Но только она за дверь, только ее знакомые до боли каблучки под башенной комплекцией процокали к машине, как с него всю хворь сдувает вмиг. Он прыгает с кровати к телефону, набирает номер и орет: «Жена в командировке! Приезжай!» – «Лечу, не дергайся», – ему из трубки женский голос отвечает.

И скоро он уже сидит в той спальне с ненаглядными обоями с подругой сердца, знойно дышащей его любимыми духами. Ровно в минуту вылета по расписанию жены разливает шампанское в бокалы и произносит тост: «За счастье не в ущерб другим!» И осушив до дна за это, они сразу начинают целоваться в направлении кровати.

А в аэропорту тем временем случается такой сюркуп. Эти воздушные пираты, беспредельщики, захватывают как раз тот самолет, который летел в Дели. И никуда уже он в результате не летит.

Но это еще ладно б, захватили – и держали бы себе, хоть целый год! По новостям сюжет бы показали – и муж заложницы мог прямо не сходя с кровати выслать ей привет, ну и еще всячески обеспокоиться. Но эти окаянные пираты, бракоделы, дали вызванным парламентерам подойти к себе так близко, что те их тут же, как пучок редиски, повязали; пленников освободили. А этот рейс на Дели отложили вылетом на сутки.

И потому освобожденная жена приятеля ловит машину в аэропорту и мчится на ночлег домой. То-то сюрприз – и впечатлений всяких, и рассказов будет мужу!

А он, не ведая ни сном ни духом ни о чем, лежит на простынях, благоухающих его подругой, блаженствует в летней ночи и отдыхает интеллектом. И вдруг через распахнутое, как рояль, окно слышит звук подъехавшей машины – и узнаваемый до боли стук тяжелых каблучков.

Что делать?

Он тогда подругу мигом поднимает, сует ей в руки ее шмотки и выталкивает из квартиры. При этом снизу уже долетело лязганье подъездной двери. Затем хватает бутылку от шампанского с бокалами и выкидывает все это, как улики, за окно. В тиши подъезда слышно, как поехал лифт. В секунду надеваются трусы, что-то еще поправляется, он гасит свет и валится в постель. Успел! А лифт все еще едет.

И тут его и осеняет с ужасом: а запах-то чужих духов кругом стоит! Тогда он каким-то сверхусилием придает себе сверхскорость, вскакивает и, уже не зажигая света, нащупывает на трюмо флакон духов жены. Развинчивает пробку и, зажмурясь, брызжет ими на себя, на стены, на постель – а скажет, лихорадочно смекает он, что делал на больную голову примочку. Слышно, как останавливается лифт на этаже – и одновременно с шорохом ключа в двери он снова падает в кровать и уходит с головой под одеяло.

Хлопает входная дверь, и из прихожей раздается узнаваемый до судороги голос: «Ты спишь?» Он, подавляя бешеный стук сердца, отвечает как спросонья: «Это ты? Что-то случилось?» – «Представляешь!» – говорит она, заходя в спальню и включая свет. И тут ее дичайший вопль пронзает эту камерную тишь летней ночи: «Мерзавец! Гад! Убью!» Он силится прожмуриться, но сослепу в его глазах какие-то иссиня-черные не то пятна, не то кляксы, – и он машинально тянет с тумбочки очки.

А когда их надевает, на миг совсем лишается охоты дальше жить. Поскольку эти не то пятна, не то кляксы не в его глазах – а всюду: на стенах с новыми обоями, на постели, на его руках. Это он впотьмах вместо духов жены схватил флакон с фирменной тушью, которой она заправляла свою подушечку для печатей.

Летит он в ванную – а в зеркале и рожа у него вся цвета спелой сливы, в основных местах. И до того тушь оказалась хороша, что сколько он ни терся «Тайдом», толку ноль. Так что когда назавтра уходил с вещами от жены, еще вся улица смотрела на него, как на какого-то негроида-мутанта. Неделю потом взаперти сидел, пока слезала краска.

А что до его жены, то, говорит он, ее даже не всплывшая измена так заела. Ей на его измену вовсе было б наплевать. Этих испорченных обоев, стерва, не простила.

Но так или иначе это все уже вторичные детали, следствия, которые не наступили б, если бы не те воздушные пираты. Так что по сути все равно он – жертва терроризма. К которому теперь имеет и свой личный счет.