ТАНЕЦ ТОПОРА

Если есть больший жулик, я – святой!

Какое-то число друзей порвало со мной навек из-за того, что я их так или иначе описал своим несдержанным пером. Хотя по праву может дуться лишь один – названный мной по имени и способу мошенничества, поднявшего его на верх успеха. Укор же его был: «За что он, сука, меня продал? Не я же самый большой вор в стране!»

Это, кстати, главное оправдание всех наших жуликов: если кто-то ворует больше, я еще святой!.. Вот бы найти того самого крупного вора, такого абрамовича, чтобы уже не мог прикрыться никаким дерипаской!

Но виновен ли писатель в том, что кто-то в выведенных им безымянно персонажах узнал себя как в зеркале? Как когда-то адвокат Трунов подал на меня в суд за такую фразу: «Жила в городе Сочи одна тварь», – мол если оскорбленный явно узнается из написанного, это предмет иска. Правда, суд ему в том иске, посмеявшись, отказал.

Еще в одной моей заметке, как друг-поэт дал на корыстной почве петуха, узнали себя сразу трое лириков – и я заработал сразу трех врагов, один из которых даже посвятил мне едкие стихи:

Каков, однако, Росляков?!

Ну как в такого не влюбиться?!

Всем дал он фору в сто очков,

В грехах признаться не боится!

Чтоб вознестись – слегка упасть,

По душам грешных прослезиться…

И тайную скрывая страсть,

Он над поэтами глумится…

…………………………

Еврей же, слушая его,

От счастья тает.

Союз разрушен! Отчего?

Уж он-то знает... 

Но коли я завел речь о друзьях, хочу слегка сказать о настоящей дружбе, служившей мне порой единственным источником спасения. Есть такой писатель Гарий Немченко; в СССР он занимал одну из высших литературных должностей: заведовал отделом прозы в «Советском Писателе», главном издательстве страны. И проявил ко мне, ранимому, а потому преувеличенно драчливому юнцу, верх чуткости: при всей моей бузе издал мою первую книжку, дав тем путевку в жизнь.

Я же, схватив не снившийся мне гонорар, даже не выставил ему бутылку коньяка – и уже много позже, после одной крепко проштрафившей меня статьи он мне звонит: «Ну что, брат, погорел? Не вешай нос, я тебе нашел работу, пиши телефон». Пораженный глубоко его участием, я звоню по тому номеру – и получаю с плеча старшего товарища аж полугодовой прокорм.

Тогда же меня впервые завело в блокадную Абхазию, где пенсия была – 5 рублей, а главное лакомство – буханка хлеба. И накануне Гарий, тоже не богач, с какой-то виноватой нотой говорит: «Там в Гаграх должен жить поэт такой-то, у меня вот есть две тысячи – не передашь ему?»

В Абхазии мне посчастливилось найти нового друга – главу русской общины Геннадия Никитченко. Мы с ним заехали к старому другу Гария, который по той нищете всего и мог встретить нас бутылкой чачи с парой плодов хурмы. И когда я передал ему эти две тысячи с «большой земли», он чуть не разрыдался.

Вот что такое дружба – и народов в том числе! С Никитченко мы потом ударно поработали над паспортизацией Абхазии, за что Путин наградил его орденом Дружбы. Но чуждая ей путинская «вертикаль» в ответ заказала покушение на друга, от которого он еле спасся. И счел, что пострадал из-за моей обидной для чинуш статьи «Здравствуй, Абхазия!» с его портретом в Литгазете.

Ее редактор Поляков, цветущий патриот, с кем мы братались при осклабившихся секретаршах, после такой отдачи вовсе запретил им отвечать на мои звонки. Конечно, мне это было больно, но еще больней – за всю такую патриотику, до первого щелчка по носу, после которого она мигом рвет в кусты.

Никитченко, Герой Абхазии, прошедший не в пример московским трусам кровь и смерть, тоже долго держал обиду на мой худой язык. Я убеждал его, что без моих статей всю его акцию похоронили б вместе с ним втихую, но он отвечал: «Это у вас можно трубку брать, можно не брать, сегодня дружить, завтра предать. А у нас в каждом доме – автомат, и за любой промах платят жизнью!» Что было правдой: его предшественника во главе русской общины Воронова, чье имя сейчас носит улица в Сухуми, за один просчет разрезали напополам из автомата.

Но друг – есть друг. И в очередную мою трудную минуту он, сам по горло в неприятностях, заехал ко мне сказать:

– Я сейчас из МИДа, замминистра велел порвать с тобой все отношения. Так вот, запомни: мой дом в Сухуми – всегда твой. Будет не на что приехать, я твою дорогу оплачу.

Но это только лирическая присказка. В конце концов неумение держать, как надлежит порядочному журналисту, язык за зубами лишило меня всякого литературного заработка. Кстати сейчас все чаще пишущие «от себя» тоже живут чем-то еще – и хоть в этом есть своя ущербность от потери радости получать за прямой труд, есть и свой плюс. Карманная свобода позволяет писать без оглядки на хозяев цепной прессы; ну а свободу слова дал всем Интернет. Я тоже создал в нем свой сайт, стал публиковаться и на других; но, как говорится, вырос лес – вырос и топор!

Когда в Интернете всплыл некий политический скандал, с сутью которого, безбожно вывернутой наизнанку, я был хорошо знаком, у меня зачесались руки извлечь ее на Божий свет. Но опубликовать заметку на этот счет «ни у наших, ни у ваших» мне не удалось. Ибо, как сказал один лидер оппозиции, сейчас превыше всякой правды интересы политической войны, которую «не мы первые начали».

И у меня зачесались еще больше руки довести ту неприкаянную правду до публичного ума. Мой сайт, куда я сразу поместил свой текст, в день посещали человек 80, число ничтожное. Чтобы заметка обратила на себя внимание, хотя бы сотня добровольцев должна была ее перепостить – и я давай искать, где можно вставить ссылку на нее.

Как оказалось, заметных политических ресурсов у нас не так уж много, всего несколько десятков. Делятся они на кремлевские и оппозиционные, последние – на «патриотические» и «демократические».

Демократических больше всего, у них самое четкое взаимодействие, чем прежде отличалась радиофицированная гитлеровская армия от почти лишенной раций нашей. Самый большой и яркий штат журналистов, самый продвинутый дизайн – и самый щедрый, ощутимый за всем этим, запах финансирования. Но никакой демократией и не пахнет: их жесткая цензура или сразу отсекала мою ссылку, или удаляла, только уличив ее неподходящий смысл.

Кремлевские ресурсы – самые тупые, как встарь партийный бюллетень без фельетона: нечего читать. Патриотические – самые терпимые, готовые по дефициту средств и популярности привечать почти всех без отсечки, строго принятой у демократов. Еще я нашел несколько открытых вообще площадок – но там царили те, кто больше заслал всякой чепухи, и потому пробить их было тоже нелегко.

Но мои труды дали результат: однажды мой сайт показал лавину переходов на эту чуждую всем трем фронтам заметку. Ее стали живо перепечатывать и обсуждать – тут я и встретился с этим новейшим топором.

К разным словесным и техническим атакам мне было не привыкать. Брань, матерщина – это скорей лестная для автора реакция неравнодушных граждан; а после того, как вирусным путем мне пару раз ломали не только сайт, но и компьютер, я и от этого нашел свой антидот. Хотя, конечно, если вдоволь заплатить продвинутым вандалам, они сломают все что хочешь.

Но тут зашла атака в ином роде. На одном, другом, третьем ресурсе, где была моя статья, возникли сотни как под копирку писанных комментариев, в основном трех видов. Первый: «Многабукафф, ниасилил! Аффтар, выпей йаду! Убейся галавой ап стенку!» Второй: «Не думал, что приличный сайт опустится до такой дряни! Еще одна такая статья, и буду вынужден его покинуть». И, главное, третий: «Росляков, сколько тебе Путин отвалил?..» «Парень, судя по сливаемой им инфе, давно шуршит на ФСБ…» «Прогиб под Путиным засчитан!» Ну и так далее – вплоть до той чуши, как и когда меня завербовали.

На одном сайте среди прочих отзывов оказалось с полтораста в названном ключе, от одного лица, объемом раз в 15 больше самой статьи. То есть человек – если это был точно человек, а не какая-то машина – двое суток кряду не ел, не пил, не спал по мою душу, изведя на то физически немыслимую кучу сил!

Еще я обнаружил секту вовсе странных мазохистов, которые вешали на их страницах мои портреты и статьи – и учиняли против них какие-то обрядовые пляски ненависти. «Ну и рожа! Ну и мразь! Да он родился по ошибке! Читал – блевал!» Но зачем так истязать себя противным образом меня, когда можно просто, сплюнув, пройти мимо? Но эти одержимцы словно жрут зазнамо тошнотворное для них, блюют, жрут вновь свою блевоту и опять блюют!

То бишь либо читатели совсем рехнулись, либо у этого безумия есть некая организующая рука. И она, ломавшая мне раньше сайт и компьютер, решила, значит, залепить меня вот этим ярлыком: «агент Путина» – и поди докажи, что нет! Кстати хорошую же репутацию заработал наш национальный лидер, коль причисление к его сторонникам – вроде гражданской казни для порядочного человека!

Но пес бы со мной; беда, что вся борьба идей у нас уперлась в одно это: закопать противника любым путем. Не нравится писатель отраженьем в его зеркале, святое дело – это зеркало разбить; не разбивается – залить дерьмом! Раз брешет власть – неужто мы себе откажем в той же лжи?! 

Но ненависть к плохим властителям играет с ослепленными ей еще худшую шутку – служа цели еще больших мерзавцев: снести вместе с плохой властью само государство. При этом последнее прибежище свободы слова Интернет превращается в средство отпетого вранья: де на войне как на войне – и святая цель, как в партизанской рельсовой войне, оправдывает все средства.

Но в мирной жизни ничего не выстроить одним этим зеркальным боем. Строительство страны возможно только на основе выстраданного плана, а такой никем не выстрадан пока и близко. Власть одержима сбережением себя, оппозиция – захватом власти и идеей-фикс свалить Путина любым, хоть тем же «рельсовым» путем. «А что потом, а что потом? – ты спрашивала шепотом», – пелось в одной старой песне Евтушенко. Но наша протестующая слепота даже не спрашивает ничего подобного, свято веря, что стоит лишь, образно говоря, взорвать плохой, трухлявый мост – хороший сказочно возникнет сам!

В итоге всего этого фронтального вранья выборы, суд, пресса стали у нас полной фикцией; сколько-то не фиктивной осталась одна людская дружба, вывозящая хоть что-то на себе при крахе всего прочего. Но на такой утлой лодчонке не выплыть против атакующих нас внешних сил; а внутри страны даже наши малые, но более тесные в той личной дружбе этносы все пуще нагибают нас. Так как у них не по 2-3 друга, как у русских – а по 200-300, готовых за сородича отдать кровь и взятку в полиции и лжесвидетельствовать за него в суде. И этой их спайкой, при распаянности титульной нации, они будут все больше унижать ее – провоцируя к тому же отделению Кавказа, за которым грядет отделение Казани, Дальнего Востока и так далее.

Не надо отделять от нас Кавказ, он сам не хочет этого – но уважает только крепкую, не до конца помешанную на мздоимстве и лжи руку, которую там явил когда-то незабвенный генерал Ермолов. Не надо, повторяя 91-й год, западать на этот легкий путь: де только сбрось обрыдшую всем власть, как все устроится само! Еще одной такой победы, как победа демократов в 91-м, наша страна уже не вынесет.

Но что делать-то? Перво-наперво – не врать. Бороться – так за настоящее, за правду: именно ее уход со всех наших парадных и задворок больше всего погружает нас в этот внутривенный хаос. Надо работать над собой, чего никому не хочется – а не пенять на зеркало, которым по какому-то самому большому счету для нас стал плохой, но не хуже купленных против него трещоток Путин.

Но соблазн указанной топорной лжи одолевает нас, руки к ней так и тянутся, тем паче если их слегка позолотить. Приняв свободу слова за свободу гадить, как в своем подъезде, в Интернете, мы с настоящих рельсов сходим в это черти что: кто кого перегадит путем всяких дурных троллей, ботов и тому подобной нечисти.