СОВЕСТЬ НАЦИИ В ПОИСКЕ ТРУПА ДЛЯ СЕНСАЦИИ

А хорошо, что у нас то и дело происходят резонансные убийства, скандалы с депутатами и звездами эстрады – не то о чем писать писателям и говорить говорунам? «Простых» убийств хоть отбавляй – но кому нужен без трезвона в новостях простой российский убиенный? Что нашим громкоговорителям до этой соринки – да еще в чужом глазу? Не ехать же на каждую такую за деталями – а резонансный случай сам подносит их на блюдечке, не надо и из кресла вылезать!

И стоящая на низком старте «совесть нации» только и ждет, когда где-то кого-то резонансно грохнут или скандально разродится Пугачева – и айда тотчас всем скопом к ней в трусы! Ура, есть повод обнажить свою гражданскую позицию, собраться в студии, блеснуть талантом полемиста! Каких-то внятных ответов на гражданские вопросы и сомнения в итоге ноль – но главное, что мы, как говорится, «поднимали паровоз»! Ну, не подняли – зато как старались, бурно обсуждая «непростую» тему в свете пресс-прожекторов!

И это впрямь нешуточное мастерство – быть острым, ярким, но и в пылу полемики не ляпнуть что-то, за что можно угодить потом в стоп-лист. А благодарная публика давай тут же мусолить в Интернете громкие статьи и выступления пресс-звезд, соревнуясь в своих комментариях. Какой с этого прок? Да никакого: вся эта щекотка для мозгов на сытое и не уставшее на работе брюхо не порождает следом ровно ничего.

Зато это кипучее «поднимание паровоза» – хороший отвод глаз от скверной сути дела: что наши производства дохнут, страна вырождается в сырьевой придаток. Об этом тоже порой пишется и говорится, но это – голос из помойки для тех пресс-звезд, зажигаемых в обмен на их молчок по существу. Да и какое дело им, жрущим все турецкое и ведущим их ток-шоу на турецком для русской глубинки языке, до какого-нибудь пермского колхоза и его колхозников, походя сделанных в лепешку!

Вот что-то броское, приятное для жаждущего щекотнуть свои зажравшиеся нервы обывателя – это да! А лезть в безвылазную жизнь страны, чтобы связать ее концы с концами, что требует уже иного сорта мастерства – да ну его! Поэтому сам жанр публицистики, в котором Щедрин и Достоевский, Энгельгардт, Овечкин и Можаев будили гражданское сознание, свернулся у нас в трубочку для мелкого плеванья в оппонента. Даже самих изданий, где 200 лет до наступления текущей пресс-свободы печаталась и читалась просвещенной публикой большая публицистика, теперь не стало.

Зато подобно ядовитому борщевику Сосновского, забившему наши поля, цветет и пахнет эта сорная, паразитическая журналистика. Она не жаждет истины, не будит ум и совесть, а лишь мародерствует на не живущих дольше двух недель сенсациях. Убили с громким эхом парня в Бирюлево – отлично, есть на чем размяться; главное, поспеть, пока не остыл горячий труп! А две недели минули – и он, как и масса других, забыт. Вся стая выжидает новой сенсационной пищи в виде нового звонкого убийства, скандала с депутатом или голых сисек Волочковой.

Все ее бурные, даже блестящие порой дебаты – такой тянитолкай, что по самой задумке никуда не должен привести. Ибо на каждое, даже справедливое мнение всегда запасено, для подогрева публики, обратное. Надо раздать всем оружие – не надо; вводить визы для мигрантов – не вводить; сажать за экономические преступления – не сажать; гасить гей-пропаганду – не гасить. Ну и так далее.

И так как в обществе нет единой системы координат и общего понятия о добре и зле – все, что ни скажет один говорун, другой не менее блестяще опровергнет. Стране, оставшейся духовно неприкаянной после варварского истребления коммунистической морали, нужно как хлеб, как воздух какое-то новое согласование. Его мучительному поиску и должны служить эти витии, не спя ночей, страдая этим как Блок в своих черновиках – тогда лишь можно что-то выстрадать. Но их влечет одна эта полемика, в которой лишь бы лично выпятиться – и дальше не расти трава! Она и не растет: все их большие разговоры оставляют за собой, как за каким-то истребительным катком, все больший клин наших невспаханных гектаров.

Наш героический гусар Денис Давыдов написал когда-то:

Говорят, умней они,

Но что слышим от любого?

Жомини да Жомини –

А об водке ни полслова!

Сейчас как раз «об водке» – вдоволь; ни полслова о том, что, по моему глубокому убеждению, лишь может служить точкой опоры и основой всей системы координат – о труде. Ибо труд – всему голова и залог выживания любой нации. Без труда не вылезти из нашего порочного пруда, где под отвод глаз на скандальное потомство Пугачевой вовсю идет освоение чужеземцами наших выпавших из трудового оборота просторов. Идет негладко, со всякими сучками и задоринками, порой кровавыми – но это лишь свидетельство того, что сам процесс живой и динамичный.

И тут все заводные споры о введенье виз для наступающей на нас орды и усилении закона – пустой треп. Никакие законы никогда в истории не мешали внутренне спаянным варварам-завоевателям завоевывать более культурные, но разложившиеся в себе нации. И наши властители умов, не сея ничего разумного, доброго, вечного, трудового, только скользят, как серфингисты, на волне всеобщего распада.

Главное – мне дали прозвенеть! Конечно, что-то из моей тирады вырежут, но главное – я выпятился, лег на собрата как на амбразуру и этим спас саму идею демократии!

Но с этой демократией у нас явно не пошло – хотя ее певцы не устают твердить, что ничего лучшего в мире не изобретено. Только с этим лучшим из изобретений мы морально, производственно, научно и так далее падаем все ниже, а чуждые этой демократии пришельцы легко побивают их малым числом нашу еще большую нацию. Но почему?

Нельзя на паровоз навесить крылья – и ждать, что он тогда взлетит. И наша демократия при сохранении наших дубинных принципов очень похожа на такой гибрид. С одной стороны, она подбита строгим ситом, часто построже, чем в СССР, кому можно разевать рот, кому нет. И у самых ярых демократов это сито на подходе к их трибуне еще строже, чем у власти. Но при этом эта демократия возводится в какой-то абсолют, священный камень, на котором все клянутся – хотя должна служить лишь инструментом, а не целью жизни всей.

Это не священные лебедь, рак и щука, чья перебранка важней всякого движения вперед; не непременное наличие по любому поводу двух, трех и больше спорных мнений. Это такой спор, из которого должна рождаться истина – а если не рождается, черта ль спорить вообще? Это помощь в выборе пути путем включения в дискуссию лучших умов – а не какой-то общий ступор, типа яда кураре. Сейчас она зовет нас во всех сразу направлениях – в итоге мы никуда и не идем; зато лишенные ее, но более дружные в себе противники идут на нас.

Когда-то, в уже незапамятные времена мой друг, сельский пахарь из пермской глубинки Юра Орлов будил меня среди ночи своим звонком: «Слышишь, мы тока что по новой технологии отсеялись! На три дня раньше! Ребята тебе тоже шлют привет!»

И я гнал, как сумасшедший, в редакцию «Комсомольской правды», где тогда служил, писал заметку в номер – что прогрессивное звено Юры Орлова отсеялось на три дня раньше! Эта сенсация, уступающая, конечно, сиськам Волочковой, назавтра выходила на первой полосе – и как бы ни плевались на нее интеллигенты-чистоплюи, для наших пахарей была важна. Но дальнейшие «битвы за демократию» стерли с газетных полос эту сущую правду жизни. И нам ее, при нынешней «сенсационной» журналистике, уже неинтересно вовсе знать.

Написать о том, что где-то вырастили с кровью сердца этот урожай или наоборот угробили его – да так, чтобы дошло до сердца, до души, ужасно нелегко. Но в этом-то, а не в езде на чьих-то звездных сиськах – высший журналистский пилотаж. Это не «резонансный» факт – но жизненно важный; и мне вспоминается на этот счет, как героический президент Абхазии Ардзинба когда-то приехал в одно село и спрашивает: «Ну, как кукурузу посеяли?» А ему: «Да кукуруза – ерунда, как там идет политика в Сухуми?» – «Вот политика в Сухуми – это как раз ерунда. А главное – как вы отсеялись!» И натуральный журналист, а не пустой фразер, вылезет из кожи, чтобы долезть до этой «кукурузы» и зажечь ее великой, вечной правдой публику.

Да, это было скомпрометировано в свое время той конъюнктурной журналистикой, что отражала наши стройки и посевы гиблым казенным словом, через левое плечо. Но взамен этой советской полуправды пришло нынешнее полное вранье: де ни пахать, ни сеять, ни строить вообще не надо, это де атавизмы прошлого «совка». Все купим за бугром, и дело тех пресс-звезд – не лезть в эти «совковые» дела, а радовать разлегшихся у телевизоров и компьютеров скотов отборными скандалами.

Пусть эти турки, снабжающие нас жратвой, пишут у себя на их сельскохозяйственные темы. А нам, гордым собой потребителям чужих трудов, подавай про Пугачеву с Галкиным – что там реально кроется у них в трусах! И наша «совесть нации», не ведая стыда, все это нашей праздной публике и подает.

На громком бирюлевском трупе оттоптались и оттопырились все наши козырные журналисты. А что всеобщее презрение к труду, лишенному теперь всех погремушек, убило моего друга Юру, его колхоз, его потомство, саму идею собственного сельхозпроизводства – тьфу. Не тот козырный, на котором можно сделать себе имя и карьеру, факт.

И вся наша журналистика сегодня пробавляется на этом низком старте. Кому война, а кому мать родна; кому смерть близкого – беда, а кому – доходный похоронный бизнес, шоу-бизнес в том числе.

Но с такой «совестью нации», скачущей блохой на сенсационной труповозке, не уехать далеко.