НЕ ХОТЯТ ТРУДИТЬСЯ, А ХОТЯТ НАПИТЬСЯ!

Вот подборка из сети, говорящая о том, о чем не принято сегодня говорить ни в стане оппозиции, ни среди казенных патриотов:

«В одном монастыре благочинный сокрушался: «Некому работать в обители. Раньше спасались приезжими, сейчас нет никого. Мы даем стол, крышу над головой, зарплату 20-30 тысяч – нет. «80-100 давай, тогда подумаем». А кто работают, все делают тяп-ляп, пьют... Все село сидит на пособиях, пенсиях и подачках на детей. Пьют как лошади. Если что можно спереть в монастыре – обязательно сопрут...»

Известный ресторатор пишет: «Открываем ресторан в Сочи, персонал почти весь везем из Москвы – местных на работу палкой не загнать».

Другой руководитель: «Нанимаем молодых сотрудников. На следующий день один на работу не вышел. Звоним, в чем дело? «Не хочу». Еще один пропал через неделю, ему надоело...»

Таких историй тысячи – и вопли: «Еле сводим концы с концами!», «Нищета задолбала!», «Едим шиш с маслом». А кредитная кабала достигает уже сотен миллиардов рублей: многим легче влезть в долги, чем бросить пить – потребление спиртного-то не падает! Ругают мигрантов – захватили всё. Но те едут работать за тысячи километров, живут по подвалам – а нашим подавай под нос все условия! Еще орут: «Гады! Сволочи! Всё украли! Олигархи… Путин… Единая Россия… Будьте прокляты!». Это признаки опасной социальной болезни. Паралич воли, готовность жить кое-как...»

Но объяснение названному дается глубоко, на мой взгляд, неверное:

«Многим кажется, что если платить большие деньги, бездельник станет трудягой. Но качество труда зависит не от оклада, а от внутренней порядочности человека и его профессионализма, и эти свойства проявляются, не когда звякает в телефоне «деньги пришли». Они либо есть, либо их нет.

Теперь что до среды. Тысячу раз слышал: «Пока мне не создадут условия…» Это лучший способ отвертеться от ответственность. Не ты бездельник – они довели, испортили, загубили! Среда виновата. Изменить среду – и сразу восстанут из пьянства алкаши, кончатся мат, все станут работать, как индийские слоны. И получать, как в Америке...»

Человек действительно нуждается в какой-то более общей мотивации к труду, чем одна зарплата. Я это постиг, когда после школы, хорошо знакомый с электроникой по радиокружку, устроился в цех программных станков московского завода «Салют», делавшего двигатели для МиГов и Су.

Мой отдел из 9 человек отвечал за то и дело выходившую из строя электронику 50 новых станков с числовым программным управлением (ЧПУ). Работа эта открывала весь простор как росту мастерства и результативности, так и халтуре с очковтирательством. И когда я только пришел, в чести было первое. Например мы часто собирались в пивной после работы обсудить разные хитрости нашего дела, А на пару с моим наставником даже построили один очень полезный контрольный прибор, успев при этом вгорячах несколько раз переругаться насмерть.

Главным противоречием в нашем деле было весьма типичное и по сей день: премии шли за объем работ, а надо было платить их за то, чтобы станки работали, а мы – нет. И сверхзадачей, за которую мы взялись с мои другом-наставником после хорошей награды за наше изобретение, было найти общие причины самых частых поломок и избавиться от них. Скажем, целую гроздь сбоев давало забрызгивание охлаждающей эмульсией пучка соединений на полу; стали поднимать эти пучки – сбои от их увлажнения пропали...

Отчасти мы работали против себя: нет нужного объема исправительных работ в цеху – нет и премий. Но, с одной стороны, уж больно нас зажигала конечная наша цель: при доводке до ума блока электроники, тогда размером с платяной шкаф, можно было давать план двумя третями наших станков! С другой, начальник нашей группы, ценя наш почин, старался не обижать нас и премиями... Мы трудились власть, с самой что ни на есть «рабочей гордостью» – и мне льстило, что сам парторг завода, заходил звать меня в профильный ФУЗ, суля блестящую карьеру... А главной темой наших диспутов в пивной стало, как увязать рационализацию с премией, начальник наш маялся тем же – и казалось, что наше дело уже почти что в шляпе...

Но все рухнуло, когда к нам назначили нового начальника цеха – «старого большевика», как тогда таких называли: мастер партийной демагогии и профан в работе полный. У нас было по меньшей мере четверо куда лучших кандидатов на то место: начальники нашего отдела, технологов, программистов и механиков. Но негодный брежневский застой велел толкать в начальство партийных трепачей. И этот, тупо пялившийся на непонятные ему станки, издал приказ: для выполнения хромавшего у нас плана увеличить на 20% скорость резания при выточке изделий. Делать этого было нельзя в силу понятных всем кроме него причин – и через пару дней две трети станков стали намертво. Но так как наш цех был «экспериментальным», его еще и другие страховали, идиота от нас не убрали, и он продолжил все губить. Само собой, зарубил и наш великий почин платить премии за неработание.

В итоге при новом начальнике медленный рост верх у нас сменился медленным спадом вниз, и все поняли, что наш цех не станет стартовой площадкой технического прогресса, карьер и зарплат. Пошли халтура и очковтирательство. Парторг, очевидно, не посмевший перечить назначению райкома, перестал со мной здороваться, пряча глаза в сторону. Мой наставник, метивший на место начальника отдела, когда тот уйдет на цех, уволился, пить мы стали уже без трудовых бесед, все чаще разбавляя пиво водкой. И один наш парень сел за угон по пьяной морде мотоцикла. А я отдал досуг учебникам – и поступил в ВУЗ совсем другого профиля, чем цех, где стало тошно с новой властью.

Но я воочию узрел весь социальный механизм, способный плодить как трудовые победы, которые в позднем СССР хоть редко, но водились, так и поражения, в итоге сведшие его в могилу. Когда при Горбачеве, жутко боявшемся конкурентов, вконец взяла верх перестроечная демагогия, ничем не лучшая застойной – у народа опустились вконец трудовые руки. Он мнил, что смена всей советской власти, ставшей для него благодаря замкнувшимся в их словоблудии вождям синонимом пустой брехни, сгенерирует утраченную справедливость. То есть, условно говоря, сделает начальниками цехов, заводов и других производств и соцобъектов людей толковых, а не паразитов, лишь и способных славить «партию и лично».

Увы, на смену «старых большевиков», хоть лично скромных, пришло новое ворье, которое не только не наладило работу передовых станков с ЧПУ, но попросту сдало их во вторчермет... 30 лет люди ждали, когда же осядет вся порожденная сменой строев и названий муть – и можно будет взяться за отдачливый, достойный человека труд. Но муть лишь больше пенилась, и больше всех имели те, кто больше обманул, украл, пропел тех же холуйских гимнов «партии и лично». Отсюда и нежелание трудиться в разложившейся вконец системе при ощущении своего полного бессилия не только поменять в ней что-то, но даже понять, что именно и в какую сторону надо менять. При этом «партия и лично» совершенно справедливо входят в перечень причин, отвращающих от всякого труда.

И на вопрос холуйствующих демагогов «Что лично у тебя Путин украл?» – любой трудоспособный россиянин может с полным основанием ответить: «Возможность вдоволь зарабатывать честным трудом на благо Родины». Поскольку именно он за 20 лет своей давно уже незаконной, украденной по сути власти возвысил всякое жулье и холуев, при ком честный труд стал самым презренным и низкооплачиваемым. И безропотно смириться с этим – превратиться в позорную рабсилу или даже в бездушную скотину.

На осмысленный эффективный ропот у нас пока нет толку, а все, что есть в народном арсенале – стихийный, чаще всего себе дороже обходящийся вздорный протест. Тем, кто научит лучшему, спасибо скажут жгучее.