БАНДИТ МИСЮРИН

Основоположник нашей жизни на кривой земле

Когда наши беззарплатные шахтеры взялись за грозную секиру голодовки, Мосгорпрокуратура завела одно весьма показательное дело. В итоге оно было так же показательно развалено, зато явило замечательный портрет героя наших угольных – и более широких пластов и горизонтов.

Получает Вова Мисюрин, глава объединенных бандформирований Новокузнецка, записку от знакомого судьи: «Зайди к начальнику тюрьмы, там двое твоих за тяжкие телесные. Заколебали!»

Идет Вова к тюремному начальнику, с которым, как и с прочей местной властью, в самых лучших отношениях; приводят на разбор и пацанов. «Ну  что опять, придурки, натворили?» – «Да настучали слегка козлам, ну мы все поняли, больше не будем!» – «Не можем, значит, с самодеятельностью завязать. Все, значит, на шконку тянет, слонку полизать. Ну и сидите, исправляйтесь!» – «Ну Вов, – взмаливается тогда один из них, – ну отпусти! У меня свадьба на носу. Невеста не поймет!» «Ну ради свадьбы только, – мягчает все же грозный вождь. – И в последний раз!»

И он, когда-то начинавший с теневого цеха по пошиву тапок на резиновом ходу, а ставший главарем влиятельной «системы», едет дальше к своему судье. Которому гуманное решение бандита сообщается; суд, дабы вынести его публично, как подарок к свадьбе, назначается.

И вот вся свадьба собирается в суде: невеста, родители, братва. Является и сам авторитет – которого судья с озабоченным лицом просит в совещательную комнату, где говорит, что ночью одного из заседателей сразил недуг и заменить некем. «Ты не дури, – бандфюрер отвечает, – я обещал, свадьба заряжена, ищи где хочешь заседателя!» – «А будь ты им». – «А можно?» – «А что делать?»

И Вову быстро вводят в дело, секретарь в зале объявляет: «Встать, суд идет!» И трое судей, один из которых первый мафиози города, занимают свои места. Аж у кого-то из братвы срывается: «Да это ж Вова наш! Вов, ты сдурел?» Но тот вмиг гасит шум: «Цыц, матку выверну за непочтение к суду!» И процесс пошел, свидетель говорит:

– Да, я все видел, шли эти двое, им навстречу те. Потом они нечаянно столкнулись, те упали…

Прокурор перебивает:

– Как это столкнулись? Тут в протоколе: черепно-мозговая травма, перелом ключицы…

Свидетель недоуменно поворачивается к пахану:

– Володь, что говорить-то?

– Правду говори!

– Так я и говорю…

И суд вершится приговором: подсудимых оправдать за недоказанностью вины. Отчего крутой бандит в глазах ребят из Кузни, с детства грезивших о чем-то обжигающем и отрывном, возносится чуть не в живые боги.

– Чем он к себе влек страшно? – поведывал мне уже в московском изоляторе один прежний мисюринский гвардеец. – Человек, способный на поступок, шаг. Знал превосходно труды Ленина, восхищался им как гением, который смог создать свою систему. Вова был одержим этой идеей – независимость от мира, воплощение любой мечты. Любил повторять: «Каждый человек способен на все, надо только дать ему толчок. Ты приходи к нам, нам от тебя не надо ничего, нужен ты весь. Взамен получишь все. В системе грязной работы нет. Ваши деньги лежат и ждут вас, надо только до них дойти и сберечь при этом свою жизнь». С новичком он никогда сперва не говорил о деле. Кидает пачку денег – пойди как следует оденься. Хочешь квартиру, машину – нет проблем. Парни денег не видели, жизни не видели, подписывались сразу. Таких в его системе сначала было человек 80, зарэкетировали всю Кузню: от армян по бижутерии – до шахт.

До обращения в бандиты этот очень милый с виду малый был офицером ГРУ. Впрочем с системой той, обидевшей его скудной воздачей за высокий интеллект и знание иностранных языков, расстался честно. И отдал душу мисюринской – тут же доставившей ему и «мерседес», и исполнение всех человеческих желаний.

А его младший брат, фанатик техники, имел заветную мечту: промчаться по трассе Формулы-I рядом с легендарными Сенной и Шумахером. Мисюрин сделал свой излюбленный великолепный жест ценой в несколько миллионов долларов – и мечта юноши сбылась. Взамен же он форсировал все «мерседесы» Вовиной системы так, что им в Москве не было равных. И погиб, когда на мотоцикле доставлял убийцу в автопробку возле Сокола, где застрял на машине враг – но враги открыли огонь первыми.

После чего бывший грушник и прозрел – ровно наполовину. Чтобы дать в отместку за смерть брата показания на уже утопшую в крови систему – но и сказать: «О годах, проведенных с Вовой, я ни капли не жалею. Я имел все и жил дай Бог! Я обожаю свою жену, ребенка, ему сейчас 5 месяцев. Он меня еще не видел – и не увидит, вероятно, никогда. Но я очень хорошо их будущее обеспечил, а мне моих признаний уже не простят».

Но это я уже коснулся эпилога, а в Кузне Вова еще отличился так. Приехал как-то туда один московский жулик для совершения каких-то сырьевых афер. Дали ему, чтоб и другим варягам неповадно было, вволю засветиться – и повязали по статье: особо крупные хищения.

На выручку примчалась вскорости его красавица жена. Туда-сюда метнулась откупиться, но правосудие там внешний вид имело самый неподкупный, всюду отворот. Тогда прознала она от людей про Вову – и к нему: помилосердствуйте! Мисюрин, вообще охотник до картинных жестов, ей: ну так и быть. И отправляется к судье, которому должно было достаться дело.

Но тот откуда-то свалился и впрямь неподкупный, весь на старых принципах, и в этот уже правящий бал рынок совести вступать не хочет нипочем.  Но и Мисюрин тоже свое слово, да еще столичной крале, дал! Короче, бились они, бились – победил закон, малины разумеется. Судья, урдевшись весь, пообещал за мзду отмазать подсудимого.

Мисюрин крале это сообщает – и называет размер мзды. Но та божится, что сейчас у нее столько нет, как только муж домой вернется, тотчас все пришлют. И Вова ей, щеголяя этим же картинным жестом, верит.

Затем опять суд, прокурор просит вору аж 14 лет, адвокат – скостить хотя бы до 8-и. И тут судья всех ошарашивает: улик не вижу, свидетели противоречат, подсудимого оправдываю. Прокурор-старик такого оборота не выносит – и его госпитализируют с инсультом прямо из здания суда. А освобожденный паразит мчит со всех ног скорей покинуть злую Кузню. И скоро там все это дело забывают.

Но только не Мисюрин, который спустя время посещает совращенного им судью осведомиться: пришла ли благодарность? Тот смущенно отвечает: нет. «А чем гад мотивирует?» – «Ничем. Пропал и все».

Такая весть приводит отца местного народа в самый жуткий гнев. И страшная месть сочиняется в его мозгу мгновенно.

Идет он к прокурору города, тот пишет протест на приговор суда, его отменяют, назначают пересуд – и москвича заочно приговаривают на все его 14 лет. После чего двое оперов из Кузни выдвигаются в Москву, где берут по ордеру уже забывшего и беспокоиться кидалу и этапируют за Урал для отбытия на всю катушку наказания. И никакие запоздалые кудахтанья жены уже ни на кого не действуют, поскольку раньше думать надо было. А слава Вовы, так лихо сделавшего вероломных москвичей, подскакивает в вольной Кузне еще выше…

Однако со временем он настолько на своей периферии вырос, что тамошние горизонты сделались ему тесны. И перебрался он вершить свои дела уже в Москву.

Открыл на подставные лица транссырьевую корпорацию «Нефсам» – «Нефть Самары» – и лучших из своей бригады прописал в столице тоже. И те ему, бывало, льстиво говорили: «Вова, ты великий коммерсант! Ты гений!» «Нет, – возражал самодовольно он, – я бандит. Но с большой буквы».

Теперь как он свой промысел осуществлял. Есть в Кузбассе некий угледобывающий гигант. Директора которого, среди бастующих шахтеров, все видели по телевизору, как он бил себя в грудь, что нечем смежникам и своим голодающим работникам платить.

И вот этот директор приезжает в респектабельный Брюссель, где заключает контракт о поставке угля на полтора миллиона долларов. Выходит радостно из кабинета покупателя – и тут всю радость с него вмиг сдувает. Поскольку навстречу ему выступает никто иной как сам Вова Мисюрин.

– Ба, вот так встреча! Ну пошли, зема, покурим.

Директор уже ватными ногами следует за ним в сторонку, где тот продолжает:

– Что ж это ты тайком все? Друга хотел кинуть? И не стыдно? Ну на кой ляд тебе, скажи, полтора лимона?

– Вова, – лопочет углевик, – побойся Бога, разве ж это мне? У меня люди без зарплаты…

– Люди – это святое! Тут отдай – и не греши!  500 тысяч им за глаза хватит!

– А энергетикам платить?

– А они тебе что, провода обрежут, шахты обесточат?

– А железной дороге?

– А она и есть железная. Уголь пойдет, тоже никто шпалы разбирать не даст. Короче: 500 тысяч на зарплату, 50 – лично тебе, ну, полтораста еще на все про все. Остается 800, это уже мое, по честному. И все живы-здоровы, никого не пучит.

И углевик, у которого в запасе не две жизни, а всего одна, и та не сплошь кристально чистая, унывно тащится назад. И пересоставляет контракт, снижая сортность угля, так, чтобы все вышло по мисюринской раскладке. А покупателю плевать, кому платить. Только он знает, что без бандитов уголь или замордуют на таможнях СНГ, или заморозят в тупиках, или еще что-то. А Вова отрядит головорезов – и они мигом разошьют все тонкие места.

Было время, когда никто, например, не мог прогнать мазут сквозь Украину, кроме одного Мисюрина. И после покушения на него, когда он у фешенебельного московского отеля принял на грудь аж 17 пуль, но выжил, «Файнэшнл таймс» написала о переполохе в связи с этим на лондонской сырьевой бирже.

Еще Мисюрин отличился, обложив данью Одесский порт и сделав на поборах со всех грузоотправлений около 50 миллионов долларов. Он же исхитрился отгрузить в Нигерию под видом молокозавода 4-й энергоблок Смоленской АЭС. Который, кстати, как рассказали вылетавшие в Африку оперативники, по сей день лежит в порту туземцев: все правительство, купившее его с целью какой-то еще махинации, сбежало из страны.

Но интересно еще описать такой достаточно побочный, зато очень колоритный эпизод из необъятного дела «Нефсама». После Москвы Мисюрин пересел в Европу, купив один из самых роскошных особняков на берегу Женевского озера. И завел обычай: летом на уик-энды выписывать туда своих московских подданных и компаньонов на пикники.

И вот как-то в жару застольцы над водой расселись, официанты заготовили свои скрижали, ждут заказов. А пуп стола, уже вконец поверивший, что он и бог, чем-то недавно обожрался, его пучит, у него приступ подагры, и врачи ему мясное запретили. И он:

– Ну, чем закусим? Я бы взял овощи, салаты, а как вы?

Другие: да, салаты, исключительно! Затем все как один, стопами фюрера, предпочитают рыбу, фосфором богатую, и официант, осклабясь: а что пить? Вова ему:

– Дебил! У русских спрашивает! Конечно водку!

– Со льдом?

– Ну идиот! Кто ж водку водой портит?

Но только утрясли заказ, к столу подсаживается один запоздавший по кликухе Тигр. Официант к нему – и вдруг все слышат:

– Ты что, опух? В жару – какая водка? Виски с содовой – и льда побольше кинь!

Все примолкают враз, в страхе косясь на Вову. А на том, в самом поганом духе изначала, уже вовсе лица нет. И скоро он, скинув салфетку, убирается из-за стола. И уже у себя в покоях спрашивает присных:

– А что вообще этот Тигр за тип? Какие у нас с ним деловые отношения?

И фюреру с учетом обстановки отвечают, что тип – гадкий, он и те, и се. Тогда Мисюрин отпускает такую знаменательную фразу:

– Вообще убивать кого-то – страшный грех. Никто не вправе лишать жизни человека, кроме Бога. Но с этой тварью я беру все на себя. По возвращении решить вопрос.

Но уже в Москве подручные, ответившие самодуру: «Есть!» – спохватываются. На самом деле этот Тигр никому из них не сделал зла, неужто за одну явно невольную промашку – убивать? И они решают: пусть малый живет, только на время скроется из виду. А Вову разведем, что не поймали; авось потом или простит, или забудет.

Но тот свою капризную обиду закусил и все, звоня в Москву, интересуется: ну как там с Тигром? Ему же: никак не накроем, у снайперов уже красные глаза, людей, средств не хватает. А Вова: денег не жалеть, вопрос решить, мать вашу!

И бойцы денег – на девок и рулетку – не жалеют. Но вскорости сам еврожитель прилетает обозреть ход своих дел в Москве. И прямо в зале VIP, где его со всеми помпами встречают, спрашивает: «Ну что там с Тигром?» И ему уже врут до горы: «Вопрос решен».

А вечером вассалы задают ему банкет в самом шикарном ресторане. Натешив брюхо, он и говорит: «А теперь куда-нибудь в ночной бардак, какие у вас нынче в моде?» И его везут, примерно с тридцатью охранниками, в ночной клуб «Найт-флайт».

И только там он из машины вылезает – как навстречу живой Тигр с двумя девками в обнимку. Насточертело, значит, ему прятаться, и он так невпопад пустился тоже погулять.

На миг все остолбеневают, а Тигр, чуя свою смерть, рвет пулей сквозь кусты в какие-то кривые переулки. Охранники выхватывают автоматы из багажников, палят вдогонку, бьют из пистолетов – но на взбешенного Мисюрина весь этот маскарад уже не действует. И он изрыгает страшным матом: если в такой-то срок передо мной не будет его скальпа, сниму сам скальп со всех.

И участь Тигра уже была б бесповоротно решена, кабы сама судьба не выбрала иначе. Напрасно оборзевший вконец Вова возомнил себя бессмертным Богом – при этом упустив контроль за настоящим. И очередь из автомата в результате наконец удавшегося покушения укротила под Брюсселем его ненасытную утробу навсегда.

Хоронили его в гробу ценой в 200 тысяч долларов с кондишеном и встроенным источником питания. А в развязавшейся попутно внутриклановой войне полегло еще с полста бандитских душ, нашедших свой кровавый идеал в мисюринской системе.

Но вся пагуба даже не в той кровавой мясорубке, не в размахе махинаций и афер, ограбивших уйму народа, даже не в том, что свято место Мисюрина не осталось пусто и его дело продолжает еще лучше по сей день другой. А в том, что вся страна в конце концов сдалась, как не сдавалась Гитлеру, этому указавшему ей место у параши криминалу.

И когда следователь, раскрывший самое кровавое в истории России «дело Нефсама», пришел однажды на Петровку на допросы, не обнаружил там из фигурантов никого. В ответ на его шоковое изумление начальство ему сказало: так, значит, служба в правоохранительной системе требует. А не готов ей служить – у нас и Генпрокуроры заменятся легко. Следом ему позвонил сам премьер: спасибо за работу, но нам сейчас нужней, чтобы данная структура сбереглась.

И он, сильнейший ас прокуратуры, попав меж бандитским молотом и наковальней правоохранительной системы, не смог дальше служить в назначенной ему дурацкой роли. И вышел из игры – чего лишь от него объединенные хозяева «Нефсама» и страны и ждали.