ЛАНГ ЛАНГ – ОГНЕННЫЙ МЕЧ КИТАЯ
Сказать по правде, до поры я не завидовал, во всяком случае со страшной силой, успехам современного Китая. Ну, шьют одежду – но не Гуччи, машины делают – но не «БМВ», и даже наш старый истребитель СУ не могут толком собрать по нашим же чертежам. Как говорится, «духу того нет!» Своей технологической, научной и другой культуры – без чего этим азиатам, даже со всем их трудолюбием, сидеть в хвосте у «бледнолицых братьев».
Зависть пришла с неожиданной стороны – когда я случайно услышал по радио молодого китайского пианиста и композитора по имени Ланг Ланг. Он играл 2-й фортепьянный концерт Рахманинова, и мне сперва даже показалось что играет сам Рахманинов – настолько абсолютным было попадание во все те ноты, что кроме автора не подчинялись никому. И когда прозвучало затем это неизвестное мне раньше имя, я кинулся в Интернет – что за экзот?
Ему сегодня всего 28, но он уже для знатоков – мегазвезда. О его собственных сочинениях в очень китайском духе на классической основе я не берусь судить: должны по законам жанра отстояться сколько-то во времени. Но по поводу его игры уже сомнений нет. Это прямой прорыв всей Азии в той сфере, где она не знала прежде первенства. Азиатские скрипачи и пианисты порой дивили их технической муштрой, как при игре в пинг-понг; но в музыке быть только виртуозом мало. Тут нужен еще и «тот дух», что берет за душу и превращает музыку из бесцельно сложных обезьяньих упражнений в хлеб насущный.
Ланг Ланг ушел от азиатских виртуозов на дистанцию огромного размера. Технический порог им давно пройден и забыт; он ставит себе куда более великие задачи – и в их решении побивает самых великих мастеров. Если сравнить с тем же автомобилем, творит нечто совершеннейшее, чем «Мерседес» и «БМВ».
Шопен писал, что его надо играть тихо, и жаловался, что все дубасят его пьесы в три раза сильней. И дело тут не в общей силе звука: местами он сам просит брать его аккорды что есть силы, но какие-то пассажи – шепотом, только тогда они звучат вовсю. Но даже таким асам как Рихтер, Генрих Нейгауз, Артур Рубинштейн этот шепот не давался: тише – получалось просто менее выразительно, и они играли «громко».
Перед Ланг Лангом, я думаю, Шопен снял бы шляпу: в его ми-минором концерте юный китаез надыбал именно такое пианиссимо, что пробирает с бесподобной силой. Но и это – лишь один прием из многих, путем которых Ланг воссоздает шопеновский шедевр. Каждую из тысяч ноток он отработал с уму не поддающейся скрупулезностью, а потом соединил все в самое что ни на есть целое.
Он миновал и такой исполнительский порок – нарочитую «оригинальность» с целью казаться кровь из носа «не как все». И в музыке, и особенно в театре дурная ломка авторского замысла – сейчас самый расхожий способ отличиться при неспособности дойти до настоящей глубины. Но Ланг каким-то чудным, как гигантский радиолокатор, ухом ловит дух и ноту композитора – являя сам оригинал, а не свою наглую версию.
Кстати, только один такой наглец – Рахманинов – преуспел в игре всего на свете с гениальным подломом «под себя». Но его пример, как признано наукой, беспримерен; и, судя по всему, Ланг Ланг, учившийся играть в Китае, с блеском прошел и эту истину. Он позволяет себе вольности – но с неизменным, обязанным серьезной внутренней культуре тактом.
Когда иностранец поет по-русски Чайковского или Мусоргского, обычно больше или меньше режет слух его акцент. То же нет-нет слышно и у инструменталистов чужих школ, играющих русскую музыку с каким-то недобором ее понимания. Но Ланг играет так концерт Рахманинова, словно не только родился и жил в России, но и готов отдать жизнь за нее! Вот это называется в самом высоком смысле Гражданин Мира – тот, кто способен внимать всем языкам Земли. И эта его планетарность, неведомая прежде азиатской школе, не может не рождать жгучую зависть. Вся наша Консерватория после его исполнения Рахманинова должна, по чести, застрелиться! Не наш игрок играет нашего кумира так, как нашим и не снится!
В его исполнении Чайковского слышен русский дух и Русью пахнет; в его Шопене слышен сам Шопен. Тогда как, скажем, тот же Рихтер играл как бог Бетховена и Гайдна, но полностью не совпадал с Шопеном. Юный же сын страны, замыслившей завоевать весь мир, прорвал и эту свойственную многим корифеям ограниченность.
И все это, разумеется, недаром и неспроста.
В статье «Крушение гуманизма» Блок дал такое определение: цивилизация – это культура, оставленная духом музыки и обреченная этим на загнивание и гибель. В сегодняшней России, с которой и понятие «цивилизация» плохо вяжется, этот дух обрезан полностью. Есть, теми же словами Блока, «имя», за которое мы еще держимся, утратив право на него – «как вырождающийся аристократ держится за свой титул». На этих старых, все слабеющих дрожжах еще восходят кой-какие творческие звезды – но тут же сбегают за рубеж. Так как в стране, скукожившейся в нефтяной придаток, никто не даст им ни гроша за прямой талант, будь они хоть как три Ланг Ланга – в которого влил свои соки и свой творческий порыв Китай.
У нас убита напрочь технология воспроизводства гениев, заряжающих их духом всю страну на дельный труд. Наоборот, процвел так называемый отрицательный отбор: на повышение идут не те, кто лучше – а кто ниже и подлей. Кто нужен власти не затем, чтобы просвещать и поднимать народ – а разлагать и опускать его для увековечения ее бесплодного господства.
Дирижер Гергиев, самый мелькающий сегодня, мелькает в силу чего угодно, но не музыки, которую играет неопрятно, с кучей ляпов – для светских понтов, а не для ума и сердца. То же самое – замылившие телеглаз Спиваков и Башмет, набившие свои смычки делать бездушное красиво для дремучих нуворишей и задушевное «чего изволите» для властного паркета. А не паркетный, но могучий дирижер Светланов был незадолго до его кончины выметен, как сор, из лучшего оркестра страны, им же созданного.
В довольно сложной музыкальной сфере эта деградация не так видна, ясней ее показывает наш немузыкальный АвтоВАЗ. Почему при всех вливаниях в него он не может выпустить порядочный автомобиль? Потому что тот же отрицательный отбор приводит к его руководству не мастеров своего дела, не Ланг Лангов, а угодливую дрянь, автомобильных Спиваковых и Башметов. Но тогда конкурировать с другими странами по производству, где верх берут Ланг Ланги, бесполезно.
Первым из наших музыкантов эти косые правила отбора понял Ростропович. Думаю, он не был сроду политическим хлыщем, а был выдающимся виолончелистом, входившим вместе с Рихтером и Ойстрахом в первую тройку советских игроков. Но музыканты – люди вообще не самых честных правил, порой готовые оправдывать их творчеством любую гнусь. Яркий пример – великий Вагнер, паскудно вытерший ноги о своего тестя Листа, поднявшего его из грязи в князи. И Ростропович кинулся лизать демократический анал и вытирать паскудно ноги об Россию, поняв, что на плаву здесь можно оставаться только так.
И все-таки даже не эти низости, сопутные всегда великому искусству, главное. Сама жизнь происходит на стезе борьбы добра и зла, высокого и низкого – было бы духу идти этой стезей! Но этого-то духу и не стало в нынешней, подсевшей на нетрудовую нефть России!
Ну а в Китае, судя по его Ланг Лангу, этот дух кипит и брызжет через край. Сам факт того, что там созрел такой отборный плод, говорит о мощном выстреле не только обезьяньих производств, но и побивающего мировую планку духа – как это было после Великой Октябрьской революции в России. Тогда мы в самой лапотной, разваленной дотла стране с валютой в виде печных поленьев имели только этот же голый дух, кипевший в наших Есениных, Багрицких, Маяковских, Пастернаках. И он живо оброс никак не ожидавшейся всем миром самолетной, танковой, тракторной, электрической и прочей плотью.
Кстати, примерно то же, что я говорю здесь о Ланг Ланге, в свое время писали на Западе о Рихтере – чьи триумфальные гастроли восприняли там именно как боевую мощь Советского Союза!
Трудовой Китай через его Ланг Ланга получил, можно сказать, код доступа в высшую мировую культуру. Страна, родившая на своем еще недавно голом фортепьянном поле пианиста, способного сыграть на своих клавишах весь мир, и все остальное обязательно догонит. И перегонит. И ей станет по плечу не только освоение передовых авто и истребителей – но и наших зауральских территорий, на которые сородичи юного гения уже глядят как на свои.
Как только донести это понимание до слепоглухих сограждан, которым еще присно памятное нашествие на нас захватчиков в 41-м не урок? Новые захватчики с их огненным мечом уже у нас на пороге – а мы и в ус не дуем!
И если не очнемся, в будущих учебниках истории о нас останется какая-то пара страниц, если не абзацев. Де был такой народ, работал, воевал, писал хорошие стихи и музыку, но потом на все это забил – ну и его, как следствие, под звуки перехваченной у него музыки, как скот, забили. И забыли.
|